Where the beauty gets created: in the studio of Kseniia Markelova in Ekaterinburg

ДО НАШЕГО ИНТЕРВЬЮ ТЫ ПИСАЛА, ЧТО РАНЬШЕ У ТЕБЯ БЫЛО ДРУГОЕ ПОСТОЯННОЕ РАБОЧЕЕ ПРОСТРАНСТВО, А СЕЙЧАС ЕСТЬ ЧТО-ТО МАЛЕНЬКОЕ И ВРЕМЕННОЕ. МОЖЕШЬ ЛИ ТЫ ОБ ЭТОМ РАССКАЗАТЬ?

С октября 2022 года у меня была замечательная мастерская в Уральском филиале Пушкинского. В марте этого года я съехала оттуда, так как в помещениях мастерских были запланированы события музея, и сейчас в студиях работают новые резиденты. Долгое время я провела без мастерской — работала над коммерческой коллаборацией, и мне было нормально делать это из дома. В начале июля я арендовала себе маленькое пространство на месяц. Здесь создавала большую графическую серию, посвященную повседневности ужаса. Она выполнена масляной пастелью и графитом на фрагментах старых обоев разного размера. Остался еще один рулон, и серия будет завершена. Также здесь я тестировала, как сделать скульптуры из синтетических волос. Это не совсем новый для меня материал, примерно в 2016 году я уже использовала его, но без скульптурирования — волосы были просто закреплены на объектах.

НАСКОЛЬКО ДЛЯ ТЕБЯ ВАЖНО РАБОЧЕЕ ПРОСТРАНСТВО? НУЖДАЕШЬСЯ ЛИ ТЫ В ОТДЕЛЬНОМ ПОМЕЩЕНИИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЗАНИМАТЬСЯ ИСКУССТВОМ?

Для меня это очень важно. Во-первых, сейчас я предпочитаю делать крупные работы, и мне нужна мастерская, чтобы смотреть на них c расстояния и понимать, как скульптуры выглядят в пространстве. Также мне важно, чтобы я могла загрязнить комнату и раскидать в ней все нужное для работы. Дома у меня вездесущая кошка, чья шерсть проникает всюду — в том числе в искусство.

Кроме того, мне нужна рутина: дома я завтракаю, осуществляю магию утра и отправляюсь на прогулку до мастерской, изучаю и подмечаю какие-то детали в городе. В общем, процесс перехода в другую темпоральность имеет значение — для меня это не только про бытовое удобство.

КАК УСТРОЕНА ТВОЯ РАБОТА В МАСТЕРСКОЙ?

Раньше я была «ночным животным», режим дня не обуславливался чем-либо, работа и отдых были хаотичными. Я могла проснуться в час-два дня и работать в мастерской или дома до трех часов ночи и дольше. Только при появлении мастерской в музее я задумалась и начала выстраивать свою рутину. Теперь я встаю в девять-десять утра и стараюсь работать на пятидневке, адекватно чередуя отдых и свою художественную деятельность. Конечно, все равно бывают ситуации, когда вдруг появляются выставки, для которых, например, нужно сделать крупную скульптуру за один месяц: тогда приходится работать в режиме хардкор. Но я стараюсь так не поступать с собой.

ГОТОВЯСЬ К НАШЕМУ ИНТЕРВЬЮ, Я ПОНЯЛА, ЧТО ТЕМЫ ТВОЕГО ИСКУССТВА ИЗ ГОДА В ГОД МЕНЯЮТСЯ, НО ПРИ ЭТОМ ОДНО ОРГАНИЧНО ВЫТЕКАЕТ ИЗ ДРУГОГО. КАК БЫ ТЫ САМА СФОРМУЛИРОВАЛА, О ЧЕМ ТВОЕ ИСКУССТВО СЕЙЧАС?

На мой взгляд, сложно сейчас обозначить одним словом, о чем мои работы. Они о многих переживаниях, пронизаны философией, которая исходит из того, как я воспринимаю жизнь, и вторят этому или демонстрируют разные ее части. Я исследую множество тем, но, мне кажется, важнее сказать про методологию, которая в моей практике во многом заменяет концепцию. Сейчас я часто прибегаю к методологии шифра, символизма, как бы это старомодно ни звучало, и немного спекуляции. Мне интересно думать про спекулятивные катастрофы и про ужас повседневности, заимствовать метод киножанра хоррора, искать неожиданные соединения явлений. С ранних времен я продолжаю говорить в своих работах о ненасилии.

Первичным источником моей практики была уязвимость, потом эмпатия. Это есть в моих работах и сейчас, в том числе эстетически. Образ человека как будто бы прячется или вовсе исчезает, а на его смену приходят вымышленные персонажи, монстры, пейзажи или что-то еще. Хотя я уже не могу наверняка сказать, кто появился раньше — человек или монстр, это закольцованные сущности.

КАК РАЗ ХОТЕЛА СПРОСИТЬ ПРО ЭСТЕТИКУ ХОРРОРОВ И СОЗДАННЫХ ТОБОЙ МОНСТРОВ. КОГДА ОНИ ПОЯВИЛИСЬ В ТВОИХ ПРОИЗВЕДЕНИЯХ?

Если подумать, они были с самого начала. Еще во время учебы я делала анимационный кукольный фильм «Жратва», основанный на хоррор-образах. Я создала одноглазого монстра с зубами из риса. Он был сделан из проволочного каркаса, пластилина и окрашенной лайкры, которую использовала по совету преподавательницы — я просила ее подсказать, как добиться иллюзии настоящей кожи. Во всех своих работах я все еще использую ту же самую ткань — она меня завораживает — и иногда добавляю другие виды текстиля.

Я считаю, что все эти монстры исходят из ощущения уязвимости, — не только личной, но и социальной, совместной с другими. Ведь если обратиться к методологии хоррора, то там чудовища сопоставимы с реальными психологическими, социальными и политическими угрозами и олицетворяют их.

СЕЙЧАС В ТВОИХ РАБОТАХ ПРОСЛЕЖИВАЮТСЯ НОВЫЕ ПЕРСОНАЖИ — ЛЕБЕДЬ И ЧЕРВЬ. КАК ОНИ ВОЗНИКЛИ?

Изначально Лебедь — не персонаж. В 2021 году я начала графическую серию «Руки-лебеди». Это феминистский образ, переосмысление мифа «Леда и Лебедь». Но в моей интерпретации не Зевс в образе лебедя овладевает Ледой, а Леда взращивает в себя этого лебедя — как символ силы и власти.

Что касается Червя, то изначально он назывался иначе. Это была визуальная отсылка к персонажу из советского мультфильма «История с единицей», которого я очень боялась в детстве. В итоге этот Червь стал проникать и в другие работы: например, он символически саботирует освобождение в сюжете «рук-лебедей» в скульптуре, которая была показана на выставке «Архипелаг грез» в Екатеринбурге. Червь — это такой подлый персонаж с негативной коннотацией, хоть и с мультяшными милыми глазками. Тесты скульптур из волос, которые я упоминала ранее, я делаю для этого же персонажа. Так что он действительно разросся в моей практике. Надеюсь, что завершу его нарратив, но пока что мне приходится делать произведения в логике этого персонажа.

А НАСКОЛЬКО ВОЗНИКАЮЩИЙ ОБРАЗ, НАПРИМЕР, ЧЕРВЬ, МОЖЕТ ДИКТОВАТЬ ТЕБЕ, ЧТО С НИМ ДЕЛАТЬ? СИЛЬНО ЛИ ОН ВЛИЯЕТ НА ТЕБЯ КАК НА ХУДОЖНИЦУ?

С «Рук-лебедей» у меня началась очевидная и открытая серийность произведений. Обычно все было плюс-минус в единичном экземпляре — возможно, какие-то произведения можно объединить в серию, но по факту это все разные вещи. Что касается Червивой серии или серий, то тут что-то произошло, но я не знаю что, и просто подчиняюсь направлению своей практики. Я немного раздражаюсь этим персонажем, потому что не могу вечно рисовать и лепить его и не буду этого делать. Но пока что точно знаю, что сделаю его в волосяном образе, — возможно, это будет точка в его истории. Но кто знает, вдруг он появится вновь лет через десять? Типа сиквел или приквел!

ИНТЕРЕСНО С ТОБОЙ ПОГОВОРИТЬ ПРО МАТЕРИАЛЫ. МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧАСТО ОНИ ДОВОЛЬНО ТАКТИЛЬНЫЕ — ДАЖЕ ГРАФИКА СДЕЛАНА МАСЛЯНОЙ ПАСТЕЛЬЮ, ЕЕ ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ ПОТРОГАТЬ. ПРАВИЛЬНО ЛИ Я ПОНИМАЮ, ЧТО ЭТО НЕСЛУЧАЙНЫЙ ВЫБОР?

Да, я акцентирую внимание на материале. Мои самые ранние работы графические или живописные, и масляная пастель оказалась самым подходящим для меня материалом, который позволяет не просто рисовать, но «лепить» образы на бумаге, живые формы и шевеления мазков. Лайкра и пластилин пришли из моих анимационных практик.

Но самый значимый материал сейчас — конечно, силикон, в сочетании с тканью, так как в соло-режиме я его практически не использую. Впервые я увидела работы из силикона у Сары Ситкин: она создает такие гиперреалистичные слепки с тел людей, с волосами и пигментами. Меня очень впечатлили эти работы, и я захотела непременно работать с силиконом. Но в тот же момент я поняла, что не хочу реализма, мне нужна иллюзия реального, и в моих работах силикон должен выдавать свою искусственность, быть раскрытым в подражании.

До силикона я совмещала свои тканевые работы с воском, парафином и эпоксидной смолой. И в эпоксидной смоле мне нравилась ее хрустальность и твердость, она была мне близка. Казалось, что смола создает защитную оболочку для уязвимостей, но в какой-то момент я поняла, что мягкость и подвижность силикона стала подходить мне больше. И пока что я не хочу делать «твердые» работы.

ПРО АНИМАЦИЮ — ТЫ МНОГО РАНЬШЕ ГОВОРИЛА О ТОМ, ЧТО ХОЧЕШЬ К ЭТОМУ ВЕРНУТЬСЯ. ПОЛУЧИЛОСЬ ЛИ У ТЕБЯ?

Знаешь, это вечное возвращение! Я уже осваиваю цифровое искусство, но так и не доделала то, что придумано в анимации. С 2019 года у меня тянется работа над фильмом, я просто не могу его завершить, хотя осталось только озвучить. При этом он должен был быть показан на одной из ближайших выставок, но без озвучки.

Я все равно планирую отснять то, что хотела. У меня есть куча идей и сценариев, но загвоздка именно с производством. К тому же, так сложилось, что меня все время звали участвовать в проектах со скульптурами. И в итоге анимационные идеи становились все дальше от меня. Но я все равно займусь этим!

ТЫ КАК РАЗ ГОВОРИЛА, ЧТО К 50 ГОДАМ ХОТЕЛА БЫ СНЯТЬ ФИЛЬМ!

Да! На съемки осталось всего 20 лет, а я все еще не сделала все свои анимации!

А КАК ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ СВОЮ ПРАКТИКУ УСЛОВНО ЧЕРЕЗ 20 ЛЕТ?

Я хочу снимать фильмы и, возможно, попробовать делать игры. При этом, если говорить о выставочной деятельности, то я вижу больше тотальности в своих работах. Мне хочется совмещать все, что я умею: кукольную анимацию, что-нибудь цифровое, скульптуры — и чтобы все вместе работало, был нарратив, тотальность и длительность.

ВАУ! ПРЕДСТАВИЛА ЭТО В СВОЕЙ ГОЛОВЕ И, ДУМАЮ, С ТВОИМИ ПЕРСОНАЖАМИ ЭТО БУДЕТ СУПЕР-ИНТЕРЕСНО. А ВАЖНЫ ЛИ ТЕБЕ МНЕНИЕ И ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЗРИТЕЛЕЙ?

Если честно, нет. Я уважаю зрителя, но смотрящий осуществляет свою собственную коммуникацию с искусством, к которой я сама по себе не имею отношения. Я существую в своей практике, а практика в моей жизни обретает форму и являет себя в культурных процессах. Мои работы могут вызывать абсолютно любой отклик у людей — я не могу его контролировать, люди разные и реагируют и интерпретируют они по-разному. Думаю, меня это точно не должно куда-то направлять. Но, так или иначе, меня направляет наш общий со зрителями контекст, а он общий на разных уровнях жизни.

А вот интерпретации от профессионального сообщества меня волнуют, когда они выливаются в публичное поле. Я не раз сталкивалась с тем, что искажали не только смысл работ, но и технику исполнения, и даже то, что изображено на них.

ТЫ ЖИВЕШЬ И РАБОТАЕШЬ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ. БЫЛИ ЛИ У ТЕБЯ КОГДА-НИБУДЬ МЫСЛИ УЕХАТЬ ИЗ ЭТОГО ГОРОДА?

Я хочу жить в Екатеринбурге, он мне нравится. Мысли о переезде посещали меня в разное время, но все-таки я здесь. Максимально удобным и приятным для себя форматом я считаю жизнь здесь и поездки в резиденции или путешествия несколько раз в год.

В Екатеринбурге все неплохо, а то и вовсе хорошо, с институциями. И также не проблема выставляться в других городах. На Урале нужно продолжать развивать арт-индустрию, а полноценного арт-рынка, по факту, нигде нет в России.

А КАК ТЫ САМА ОЦЕНИВАЕШЬ СЕЙЧАС СОСТОЯНИЕ АРТ-СЦЕНЫ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ? ЧЕГО ТЕБЕ НЕ ХВАТАЕТ?

Мне не хватает людей, которые отсюда уехали. За последние пару лет у нас произошло оскудение арт-сцены, но главное, что это любимые друзья и коллеги. Многого из того, что могло бы быть, не будет по понятным причинам.

ИЗМЕНИЛАСЬ ТВОЯ ЛИЧНАЯ ПРАКТИКА ЗА ПОСЛЕДНИЕ ДВА ГОДА?

Я уже упоминала, что меняется методология, и она все еще немного трансформируется. Как будто бы идет усиление того, что уже было раньше, разрастание и увеличение масштабов — теоретических и практических. Не могу не отметить, что мои и без того «непрямые» работы стали еще более зашифрованными. Появились пейзажные работы, в которых человек показан только ощущением чьего-то присутствия или угрозы; и в целом изображать человека я устала.

МОЖЕШЬ ЛИ ТЫ ПОДЕЛИТЬСЯ СВОИМИ БЛИЖАЙШИМИ ПРОЕКТАМИ И ВЫСТАВКАМИ?

В контексте ближайшей персональной выставки, как видите, от меня нужно ждать волос в раковинном сливе, и не только. Но вообще у меня не так много планов. Осенью я еду в резиденцию «Гаража», хочу завершить трансформацию своей практики и делать крупные вещи, более тотальные. Также планировала делать тесты — совмещать цифровое с физическим. У меня есть видео, в которых я оживляла скульптуры с помощью нейросетей, но хочется придумать что-то посложнее.

Еще я сокурирую проект в арт-галерее Ельцин Центра, в скором времени будут анонсы выставки.