Где создается красота: в мастерской Олеси Лавриненко

ГДЕ НАХОДИТСЯ ТВОЯ МАСТЕРСКАЯ, И КАК ДАВНО ТЫ В НЕЙ РАБОТАЕШЬ?

Сейчас снимаю пространство с коллегами по цеху в Научно-исследовательском кинофотоинституте (НИКФИ): здание 50-х годов, исследующее все области техники профессиональной кинематографии.

Мне нравится, что здесь есть две комнаты: отдельная рабочая зона — в одной, а в другой — мы сделали хранение. Вообще мы много чего переделали: сняли приторно-персиковые офисные занавески, перекрасили стены, наш знакомый помог построить деревянные стеллажи. Получилось большое пространство, где работают четыре художницы. И главное для меня то, что здесь большие окна! Я бы сказала, это пространство соответствует моим представлениям об идеальной мастерской. Однако в будущем я хотела бы иметь собственную мастерскую, и если там можно будет жить, то это будет только плюсом.

ИЗ ЧЕГО СКЛАДЫВАЕТСЯ ТВОЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ? ЕСТЬ ЛИ КАКИЕ-ТО РИТУАЛЫ И ПРИВЫЧКИ?

По-разному. Обычно стараюсь начать день с прогулки на свежем воздухе: это очень зависит от того, в каком городе я нахожусь. После работаю и часто допоздна. Например, сейчас я нахожусь в резиденции VYKSA AIR, где и работаю над проектом каждый день с утра до поздней ночи.

ТЫ НАЧИНАЛА СВОЙ ПУТЬ В НОВОРОССИЙСКЕ. РАССКАЖИ, ЧЕМ ОТЛИЧАЕТСЯ АРТ-СЦЕНА ТАМ ОТ МОСКОВСКОЙ?

Новороссийск для меня особый город со своей энергетикой и историей (но после 24 февраля там стало очень тревожно находиться). Заниматься творчеством я начала очень рано, дома долгое время была комната-лаборатория по проявке пленки отца и многие материалы были в доступе. Потом была художественная школа, после работала в мастерских Союза художников, где познакомилась с замечательным художником Сергеем Филатовым. Далее я переехала в Краснодар, где и продолжила академическое художественное образование, и уже в этом городе история с современным искусством пошла намного активнее и интереснее. Кажется, южные художники больше открыты и имеют свой непосредственный путь в искусстве.

А БЫЛИ ЛИ У ТЕБЯ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С ЦСИ «ТИПОГРАФИЯ»?

В ЦСИ «Типография» я проводила достаточно много времени, пока училась в университете, но так сложилось, что до отъезда успела сделать несколько выставок в других пространствах.

КАК НАЧИНАЛСЯ ТВОЙ ПУТЬ В МОСКВЕ? ТЯЖЕЛО ЛИ БЫЛО ВСТРОИТЬСЯ В СУЩЕСТВУЮЩИЙ РЫНОК?

Сначала я прошла курс в Британке, затем поступила в ICA (новые художественные стратегии) и после стала достаточно активно работать в различных резиденциях. Это помогло достаточно быстро войти в режим работы большого города.

О ЧЕМ ТЫ ЧАЩЕ ВСЕГО ГОВОРИШЬ ЧЕРЕЗ СВОЕ ИСКУССТВО?

Часто работаю с темами мистического и иррационального в живописи и объектах. Развиваю тему трансформации чувственного спектра и «взгляда вовнутрь», исследую изменения социальной обстановки общества посредством различных медиумов.

Мне интересно вступать в диалог о мимолетных явлениях сетевой жизни. Работаю в формате пересобирания новой территории, ландшафта и общества в условиях современной постправды. Для меня особенно любопытно создание метода в работах, которые являются впечатлениями полузабытого, неправильно запомненного или воображаемого прошлого, существующие на грани памяти и ностальгии, где сплелись идеи фольклора, неизвестного, научной фантастики и сверхъестественного.

В работе важен цвет, именно он создает определенную дистанцию между зрителем и изображением, часто использую метод повторения образов, что добавляет диалог или перекличку между работами.

КАК-ТО ИЗМЕНИЛИСЬ ТЕМЫ В ТВОЕМ ИСКУССТВЕ С НАЧАЛА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРАКТИКИ?

Темы и практики трансформируются вместе со мной, мне скучно находиться в одном формате, и я очень люблю эксперименты. Стараюсь всегда перестраивать себя в пространстве и соответственно менять и мое искусство.

РАССКАЖИ О СВОИХ САМЫХ УЗНАВАЕМЫХ ТЕКСТИЛЬНЫХ ОБЪЕКТАХ. КАК ТЫ ПРИШЛА К ЭТОЙ ФОРМЕ?

С текстилем я начала работать давно: еще в детстве делала гобелены и сшивала различные орнаменты из тканей, начиняя их всем, что плохо лежало.
Расскажу про объект «Phantom Creatures» из проекта Session No1. Distant touch, который был показан в Воронеже в мастерской «Дай Пять». Отчасти он про эфемерность телесности, плоть и кровь исчезают первыми, удаляя образ и его содержание. Синие бархатные и частично с светоотражающий тканью объекты, пробитые стрелами, проткнутые, вырезанные, натянутые, связанные, прошитые, будто обещают забытое и невозможное, потерянное при диджитализации прикосновение. Отброшенные тени и искры рефлективных тканей замирают вокруг как послесвечение, оставляя выгоревшие силуэты.

В ТВОИХ КАРТИНАХ ЧАСТО ВОЗНИКАЮТ ТРЕВОЖНЫЕ ОБРАЗЫ, БУДТО БЫ ВДОХНОВЛЕННЫЕ СКАЗКАМИ ИЛИ КАКИМИ-ТО МИФАМИ. ПОЧЕМУ ОБРАЩАЕШЬСЯ ИМЕННО К НИМ?

Эта тема сама по себе прекрасна. Работать с тревожными состояниями и аффектами — очень интересно. Мы живем в слишком прекрасной визуальности мира «обществе потребления» и тревога следует с ним рука об руку. Изображая пустоту или фрагменты повторения движений, я создаю художественное высказывание, которое не является прямым, это просто разная метафора. Работать с повторением образов — это как проговаривание заклинания; чтобы оно сработало, надо произнести его много раз и от этого становится волнительно и тревожно, также в живописи.

КТО ТВОИ ЛЮБИМЫЕ ХУДОЖНИКИ? ЕСТЬ ЛИ КТО-ТО, КТО ПОВЛИЯЛ НА ТЕБЯ СИЛЬНЕЕ ВСЕГО?

В данном контексте времени, пожалуй, отмечу Еву Гессе. Она родилась в еврейской семье в уже нацистской Германии и действительно страшных для многих людей времени. В итоге, им пришлось бежать из страны. Все ее творчество погружено в эксперименты и преодоления. Работы художницы часто затрагивают темы о двух жизненных крайностях, которые она видела в себе самой.

КАКИЕ У ТЕБЯ ПЛАНЫ? РАБОТАЕШЬ ЛИ СЕЙЧАС НАД ЧЕМ-ТО?

Сейчас продолжаю работать параллельно над двумя проектами, один из которых в скором времени покажу в резиденции VYKSA AIR. Я работаю над проектом «Свидетели» совместно с Сашей Госмант. Проект посвящен вневременной тревоге, простирающейся от прошлого к будущему, и безмолвных наблюдателях происходящих перемен. В проект войдут фотографии, графика в технике цианотипии (прим. ред — бессеребряный фотографический процесс, дающий при фотопечати изображение голубого оттенка), а также объекты, выполненные из советской керамической и стеклянной посуды, найденой в Выксе, Муроме и Гусе Хрустальном.

За время пребывания в Выксе мы познакомились с историей города и изучили архивные материалы. В одной из найденных статей был рассказ о восстании. В революционном порыве дом Баташевых был захвачен бушующими рабочими, которые грабили и разрушали все ценности. Мы вообразили, что уничтоженная мебель и посуда были безмолвными свидетелями истории, которая творилась на их глазах.

Для выставки были собраны сервизы, которые, как все мы помним, хранились в сервантах, а при особых случаях участвовали в застольях и были свидетелями разных событий. Граненые стаканы, вазы, салатницы —складываются в новые формы и растворяются в них, но при этом не утрачивают отголосков узнаваемых образов. Цианотипные отпечатки, сделанные с этих форм, являются повторением и переписыванием одновременно, не исключая новых интерпретаций. Они воплощают скоротечность и непостоянство таких отпечатков, но при этом уникальную способность к регенерации.

Прошлое, по Джорджо Агамбену, живет только в настоящем, однако и настоящее постоянно оказывается конструкцией прошлого. В этом смысле время отмечено неотъемлемым двойным анахронизмом, в котором история отпечатывается в настоящем и посредством настоящего проецируется в будущее.

ЧТО ПОМОГАЕТ ОСТАВАТЬСЯ НА ПЛАВУ СЕЙЧАС? КАК ПОДДЕРЖИВАЕШЬ СЕБЯ?

Помогает только искусство и смена своего места пространстве.