Три примера русскоязычных медиа, открывшихся с новой волной эмиграции

Paper Kartuli

Локальное медиа о Тбилиси и Грузии от команды «Бумаги» (по мнению Минюст является иноагентом). Это издание о людях, которые здесь живут, любят этот город и страну, откуда бы они ни были родом. При этом они искренне говорят о проблемах, которые видят.

Евгений Антонов, шеф-редактор

Идея запустить издание в Тбилиси появилась еще в марте, на волне массового отъезда россиян. Мы долго работали над запуском: не только искали ресурсы, но и занимались кастдевом — старались узнать максимум про медиапотребление в Грузии и посоветоваться с грузинскими коллегами.

Мы запустились 7 июля 2022 года — с телеграм-каналом, фейсбуком и инстаграмом на русском и грузинском языках.

О чем вы пишете? Чем Paper Kartuli отличается от других СМИ в Грузии?

Paper Kartuli — локальное издание в духе петербургской «Бумаги» (по мнению Минюст является иноагентом), но адаптированное под специфику региона и аудитории. Наша миссия — находить точки соприкосновения эмигрантов (которых в Грузии много не только из России) и местных жителей с помощью качественной журналистики фактов и human stories, быть поддержкой и посредником в трудные времена.

Paper Kartuli двуязычное медиа: мы пишем на русском и грузинском, вместе с русскоязычными ребятами работают грузины. В телеграме, твиттере и тредс мы пишем на русском: это популярные у россиян, но не у грузин соцсети. В инстаграм и тик-токе — на двух языках. В фейсбуке, которым пользуется почти 90 % всей Грузии, мы публикуем посты только на грузинском языке.

В нашем фокусе люди и городская жизнь, но мы убеждены, что она не существует в вакууме — поэтому мы пишем и про политику и экономику. Новости о барах, предпринимателях и животных стоят рядом с постами о курсах валют и законах. Наша ключевая рубрика — «Портрет», в ней мы рассказываем о людях, которые делают столицу лучше.

Мы также освещаем ключевые события, влияющие на жизнь в Тбилиси. Один из последних примеров — трагедия в Шови: мы публиковали фоторепортаж с места, рассказывали о погибших и разбирались с причинах оползня. До этого работали на митингах против возобновления прямого авиасообщения с Россией и против введения «закона об иноагентах».

Почему вообще вы решили делать медиа сразу на двух языках?

Для нас это было принципиальным: мы не рассматривали варианты запуска в Тбилиси без контента на грузинском и грузинских сотрудников.

Первое время мы получали жалобы на качество языка в текстах на грузинском. Найти хорошего переводчика было непросто, но сейчас, кажется, это проблема решена.

Кто читает ваше медиа? Считаете ли вы себя медиа для экспатов или вы вышли за эти рамки?

Еженедельный охват наших постов — около 1 миллиона. Как этот миллион распределяется, между грузинами, россиянами, белорусами, украинцами и выходцами из других стран, сказать сложно. Наши данные говорят, что примерно 15–20 % нашей аудитории — это грузины. Нам очень важно завоевать доверие именно этих читателей, хотя мы понимаем, что это непросто.

С какими сложностями вам приходится сейчас сталкиваться?

В Грузии сложная политическая обстановка: здесь есть правительство, которое называют пророссийским, популярная оппозиция, которая стремится в ЕС, и сильное гражданское общество, которое пытается сохранить свою идентичность рядом с агрессивным соседом — Россией.

Это напряжение мы замечаем на себе: некоторые спикеры отказываются говорить с нами даже на грузинском языке, потому что считают нас российским медиа. Мы не скрываем, что создатели Paper Kartuli — команда независимого издания «Бумага» из Петербурга, заблокированного российскими властями и объявленного «иноагентом». При этому в грузинском проекте нет российских денег, мы зарегистрированы в Грузии, у нас работают грузинские журналисты. К сожалению, эти аргументы не всегда работают.

Тем не менее, есть те, кто поддерживает Paper Kartuli и ценит нас как еще одну независимую площадку, которая на самом деле разделяет ценности и интересы прогрессивного грузинского общества. Недавно мы проверяли наши core topics и поняли, что они практически во всем сходятся с 12 пунктами, которые Грузия должна выполнить для получения статуса кандидата в Евросоюз.

Какие у вас планы на развитие?

Мы планируем и дальше делать качественную независимую журналистику о Грузии, развивать видео-форматы — в Грузии это очень важно — и по возможности укрепляться на рынке. Радостно, что мы видим постоянный интерес рекламодателей, — и то, что они возвращаются к нам, получая для себя классный результат.

Плюс в Тбилиси, помимо медиа, у нас есть пространство и коворкинг Papers, где проходят лекции и расположен бар Gamotsema. Анонсы событий можно найти в нашем телеграм-канале.

Нам важно, что после начала (здесь было слово, запрещенное в РФ) мы сохранили, а затем и увеличили команду профессионалов, работающих с нами. Так что за любой сценарий развития мы спокойны.

Проект МОСТ

Рассказывают о жизни Армении: ее театрах, музеях, выставках, фестивалях, парках, о художниках и режиссерах, о предпринимателях и о ремесленниках — о местах, событиях и людях, которые показались редакции примечательными.

Мария Утехина, главная редакторка, основательница проекта

Василий Утехин, продюсер, основатель проекта

Григорий Жамгарян, шеф-редактор

Мы задумали проект в марте 2022 года, через пару недель после того, как эмигрировали. Активная публикация текстов началась в апреле. Основателей МОСТа трое, но с течением времени мы много с кем сотрудничали — это проектная работа (такие организации как CSN Lab, Медиазона (по мнению Минюст является иноагентом), 4plus) или сотрудничество на определенный период времени. Все, кто с нами сотрудничали, работали на волонтерских началах, — мы, к сожалению, пока не можем поддерживать наших авторов финансово.

О чем вы пишете? Чем МОСТ отличается от других СМИ в Армении?

Изначально МОСТ был задуман как проект, помогающий интеграции в Армении недавним эмигрантам из России. Так вышел наш «Гайд эмигрант:ки» — проект МОСТа, Московского исхода и CSN Laboratory. В гайде много полезных советов об интеграции, написанных жителями Еревана — прошел год, но мы и сами до сих пор порой перечитываем какие-то материалы оттуда.

Это важный этап жизни МОСТа, но мы скоро поняли, что интеграция невозможна без искреннего интереса к культурной, социальной и политической ситуациям в Армении. Почему люди тут живут так, а не иначе? Чем наши жизни похожи, а чем отличаются? Как построить отношения добрососедства (можно ли вообще об этом говорить в рамках антиколониального нарратива)? Можно ли — и если да, то как — стать частью какого-то сообщества? Да и нужно ли?

Наша оптика в какой-то степени сформирована в области культурной антропологии (ей мы занимались до эмиграции). Сложности переезда и интеграции не могли не обратить на себя внимание антропологов — и мы очень скоро задумались о том, какую роль мы, россияне, играем в пост-советской, пережившей уже две войны, Армении — а, следовательно, и в целом на пост-советском пространстве.

Сегодня мы пытаемся реформировать проект и начать говорить о деколониальности и о том, как мы можем повлиять на этот процесс. Мы убеждены, что это можно сделать только вместе с армянскими специалистами — и всегда пытаемся привлекать их к нашим проектам. На самом деле, «привлекать» — не вполне адекватное слово, поскольку только благодаря нашим друзьям и коллегам из местных НКО, исследователям и журналистам мы и существуем.

Цель проекта — размышлять о новом языке, с помощью которого можно описать будущее (и настоящее, и прошлое) того пространства, которое сегодня называется пост-советским. В целом проблема кода стоит для нас очень остро: мы убеждены, что нельзя писать только на русском, и планируем в ближайшем будущем перейти на армянский и английский. Эту работу мы уже проделали на наших мероприятиях — например, на фестивале «МОСТ: testimony», прошедшем 20-25 июня при поддержке фонда DialogueBüro.

Расскажите о фестивале — почему решили осуществить этот проект и как он прошел?

Мы задумались о своей причастности к войнам, развязанным на разломах империи, и решили об этом поговорить.

Мы уехали из России и тем самым выразили свое несогласие с (здесь было слово, запрещенное в РФ). А в 2020 году в Армении прошла кровопролитная 44-дневная война, и на фронт шли близкие людей, сегодня ставших нашими друзьями и подругами.

Когда мы пытаемся помыслить (здесь было слово, запрещенное в РФ), мы чувствуем чудовищную немоту и несостоятельность своих слов: мы видим, что язык, используемый для воплощения опыта насильственных конфликтов на пост-советском пространстве просто устарел.

Мы задумали фестиваль как приглашение к коллективному размышлению об этом новом языке посредством искусства. Мы попытались обозначить какой-то другой способ высказывания, который бы включал в себя как аналитическую, так и гуманитарную перспективу и должен был быть сосредоточен на свидетельствах людей и на том, как эти свидетельства стали частью их собственной идентичности.

На фестивале мы показали ряд документальных работ — от кино и театральных перформансов до фотопроектов. С нами сотрудничали независимые авторы из Армении, Украины и России. Это было очень сложно, но мы благодарны за этот опыт и хотим продолжить делать такие мероприятия и дальше.

Кто читает ваше медиа? Считаете ли вы себя медиа для экспатов или вы вышли за эти рамки?

Аудитория у нас смешанная: нас читают эмигранты, репатрианты, и кто-то, кто родился в Армении. Это очень радует, мы не хотим быть медиа только для таких, как мы, приехавших недавно, — так мы неизбежно начинаем говорить об Армении как туристы, экзотизируя жизнь тут и окружая ее какими-то стереотипами.

Приятнее всего, что на фестиваль и на наши другие мероприятия приходили заинтересованные люди: они всегда были не прочь поучаствовать в дискуссии и задать вопрос — на армянском, английском или русском.

С какими сложностями вам приходится сейчас сталкиваться?

Самая большая сложность — найти финансирование на постоянное развитие проекта. Остальное кажется куда легче, да и наш опыт сейчас позволяет мыслить смелее и загадывать на будущее.

Какие у вас планы на развитие?

Пока что мы держим это в секрете! Если быть краткими, мы планируем переход на армянский и английский, публиковать больше аналитических текстов и организовывать офлайн-мероприятия — таких, как фестиваль, лектории и арт-проекты.

ЩУКА

Городские медиа и гайды в более чем пяти городах по всему миру.

Эльвина Абибуллаева, основательница

О чем ваше медиа и чем оно отличается от других?

Какой интересный вопрос. Я никогда не говорю, что мы делаем что-то уникальное и этого больше нет нигде в мире. Мы делаем обзоры на лайфстайл-бизнес — это рестораны, отели, бьюти-споты и небольшой тревел о том, куда можно уехать ненадолго из своего города. У нас есть миссия, которая сформулирована уже на двух языках, — мы помогаем потратить деньги и не расстроиться. Наше издание — про коммерцию. Мы рассказываем исключительно про ежедневный выбор, который приходится делать, живя в капиталистическом мире. И в этом переизбытке всего людям нужно на что-то опираться, поэтому, я надеюсь, мы являемся таким медиа, которое помогает делать выбор. Теперь уже и для людей, в том числе, и в эмиграции.

До 24 февраля 2022 года издание «ЩУКА» было только для российских городов. После вы стали активно расширяться, теперь вас можно найти и в Тбилиси, и в Ереване, и в Стамбуле, и в Дубае. Расскажите, легко ли далось это изменение и расширение?

Для меня каждый большой кризис — это толчок. Сначала мне пришлось столкнуться с коронавирусом. Этот кризис стал первым для меня в качестве предпринимательницы, и я не сразу поняла, что делать. В итоге, я уехала в Москву, и тогда случился первый рост «ЩУКИ» — до этого момента у нас были обзоры только на Краснодар. Я поняла, что, на самом деле, когда происходят такие большие, страшные события, то моя психика начинает работать не на замирание, а на то, чтобы собрать все свои силы, продумать все возможные пути, все просчитать, проанализировать и действовать, основываясь на этом.

У меня всегда была идея, что хочется делать что-то глобальное и большое — выходить за рамки одного города или страны. Однако эта идея задвигалась подальше, и я думала: «Ну, вернемся к этому потом, сначала еще немного поработаем, еще что-то сделаем». А тут я поняла, что это время настало сейчас. Мне важно было посмотреть, как наш контент будет работать на английском языке, протестировать это. В итоге, я увидела, что для нас нет никаких пределов, все отлично работает, и мы можем расширяться!

А почему вы, в целом, решили попробовать перейти на английский язык? Как я знаю, не во всех странах «ЩУКА» на английском. Например, Ереван остается на русском языке.

Первым городом, куда я переехала, был Тбилиси. До этого момента я не жила в других странах. Тогда я даже не знала английского языка, и у меня не было опыта создания контента на нем. Поэтому мы начали делать Инстаграм и Телеграм на русском и получили за это волну хейта. Думаю, это тоже был для нас такой этап взросления. Мы поняли, что это было неуместно, и не все и не всегда возможно делать правильно. Но мы быстро переориентировались и нашли редактора на английском языке.

В Тбилиси уходить еще на грузинский язык мы пока что не собираемся. Мы проводили ресерч, спрашивали наших рекламодателей, в том числе бизнесы из Грузии, и поняли, что большинство нашей аудитории отлично владеет английским языком, и им достаточно такого контента. Но это решение неокончательное, мы постоянно находимся в диалоге с рекламодателями и аудиторией.

В Ереване мы тоже пробовали делать контент на русском и английском языках, но выяснилось, что там, наоборот, люди лучше знают русский, чем английский. Если бы мы увидели, что английский там актуален, или нам бы писали с запросом переводить контент на армянский, мы бы сделали это. Но пока что такого запроса не было.

Как будто бы изначально «ЩУКА» была гидом для экспатов, которые переехали в новый город и хотят понять, куда им пойти поесть, что посмотреть, как чувствовать себя увереннее в новом городе. Так ли это? И что изменилось в вашей аудитории со временем?

Я просто не знаю, почему гид «Где позавтракать» — это только для экспатов? Например, я сейчас уже второй год живу в Тбилиси и знаю даже меньше, чем когда только переехала. Людей затягивает рутина, ходить на открытие каждого места уже не получается, поэтому я, например, сейчас типичный подписчик Tbilisi Pike.

Я не могу сказать, что у нас экспатское медиа. Может быть, с точки зрения того, что мы теперь экспаты? Но, мне кажется, мы теперь вечные экспаты.

В основном, мы измеряем нашу аудиторию по возрастной категории. Разрабатывая наш новый продукт, мне хочется его презентовать как «Миллениалы придумали сервис рекомендаций»! Чтобы были красивые картинки, фото авокадо тоста, яйца пашот — чтобы вот все эти вещи присутствовали. У нас также все еще больше женской аудитории. И нам все еще важно, чтобы это были не туристы, потому что, как правило, они пользуются нашим медиа во время отпуска, а потом отписываются. Мы больше про локальное комьюнити, поэтому ориентируемся конкретно на тех людей, кто живет в Тбилиси, Ереване, Дубае и так далее.

С какими трудностями вам приходится сейчас сталкиваться?

Во-первых, наша команда сильно разрослась, и сейчас мы близимся к тому, что у нас в коллективе около 40 человек. И это уже совершенно другая стратегия управления, тимбилдинга, плюс – мы в разных городах и странах. Раньше я думала, что можно «просто собрать хороших людей, просто дать им хорошую работу, и они будут ее делать хорошо». Но это работает, когда вас шесть человек в команде, а не сорок!

Мы в перестройке рабочих процессов, появляются тим-лиды, разбиваемся на структуры и систему, избавляемся от стартаперского хаоса, когда ничего непонятно, а глаза горят и руки делают. Помимо этого, разбираемся с юридическими моментами — в каждой стране свое налоговое обложение, решаем, как правильно масштабироваться, придумываем, как развиваться по франшизе и так далее. Поэтому последние, кто присоединился к нашей команде, это юристка и финансистка.

Также я бы выделила как трудность свои локальные приколы и конфликты. Например, Стамбул и Ереван — нам сейчас надо как-то на этом балансировать. Иногда мне бывает обидно, почему, например, KFC везде работает, и им не предъявляют претензии. Но это специфика работы.

Какие у вас планы на развитие?

До конца года мы не планируем открывать новых городов. Заявляю об этом всем официально! За год мы уже открыли 4 города, и сейчас занимаемся тем, чтобы поставить все процессы крепко на ноги.

Мы готовимся к масштабированию по франшизе, я уже ее объявляла, и мы получили много заявок, но поняли, что сначала нужно структурировать работу. С нового года мы начнем рассматривать кандидатов на франчайзи, хотим выводить на новый уровень наши “Pike-guides” и будем переосмыслять себя как уже глобальное медиа и сервис рекомендаций. Мы собираемся переходить в формат приложения, потому что мне важно уйти от концепции бизнеса в контексте медиа к бизнесу в концепции сервис.