“The matter of soul”. Khaim Sokol on human body and its content

Одна из книг Агамбена называется «Человек без содержания». Время от времени я открываю ее на случайной странице, читаю, но по-прежнему мало что понимаю. Но это не столь важно. Что буквально означает «человек без содержания»? Это чистая форма. То есть тело. Другими словами, это биологическая субстанция, лишенная всего того, что делает человека человеком. Смысла, радости, любви, воспоминаний.

Как художник, я знаю, что форму невозможно отделить от содержания. “You see what you see” («Ты видишь то, что видишь»), фраза, ставшая своеобразным клише от минимализма, доводит эту невозможность до логического предела. Форма и есть содержание. У Моники Бонвичини есть такая работа, своеобразный оммаж минимализму. Городской туалет, зеркальный снаружи и прозрачный внутри. Сидя внутри, человек видит всех снаружи. И соответственно, возникает тревожная иллюзия, что все вокруг видят того, кто сидит внутри. Но прохожие видят лишь собственное отражение в стенках сортира. Глядя на зеркальный куб, мы видим его форму, поверхность, цвет, пропорции. И все это его (объекта) неотъемлемые качества. Все это и есть объект. В них мы ищем историю, смысл, эстетику или поэтику. Но находим лишь отражение себя.

По-моему, это идеальная метафора человека. Бесконечно одинокого существа. По крайней мере, для меня. Я часто смотрю, иногда до неприличия долго пялюсь, на окружающих меня людей. Мне интересно, кто там спрятан внутри. В силу своего меланхолического характера, я больше склонен видеть следы увядания, старения, смерти. Я собираю морщины, желтые зубы, седые волосы, складки, проступающие вены, кривые пальцы на ногах, пигментные пятна и так далее. В медицине есть такое понятие — анамнез, история болезни. В переводе с греческого, анамнез означает воспоминание. Я смотрю на человека и пытаюсь понять, представить, сочинить в конце концов его историю. По правде говоря, это бессмысленное и бесполезное занятие отнимает у меня много душевных сил. Проживать чужие жизни в своем теле тяжело.

Разумеется, это вовсе не означает, что о человеке нужно и можно судить по внешности. Разве можно узнать в элегантных, поджарых старичках бывших нацистов? Или, наоборот, в безумном лагерном доходяге, некогда здорового, молодого человека. Речь в данном случае вообще не идет о какой-либо этической или эстетической оценке. Речь о том, что наше тело и наше «содержание» — мысли, чувства, воспоминания — находятся в неразделимом диалектическом единстве. Это единство я называю опыт. Я не верю в идею души, но я верю в материю души. И пока живо тело, живет в нас и человек. Возможно, поэтому диктаторы ненавидят стареть. Их анамнез — государственная тайна. В век высоких биотехнологий можно очень долго поддерживать иллюзию молодости. Но однажды зеркальные стены падут, и мы увидим их настоящих. И, глядя на их дряблые, больные, немощные тела, мы все поймем, мы все вспомним. В фильме Германа «Хрусталев, машину» последнее физиологическое действие умирающего генералиссимуса — обильная непроизвольная дефекация. В контексте вышесказанного, это эпизод может служить наглядной иллюстрацией выражения «душа отошла от тела».