ЧТО ВЫ СЕЙЧАС ДЕЛАЕТЕ? ГДЕ ВЫ?

МИКА ПЛУТИЦКАЯ

Я в данный момент нахожусь в Армении. На душе у меня тяжело, стараюсь заботиться о себе и своих близких. Я думаю, что сообщество в ближайшее время будет главным источником поддержки, поэтому стараюсь много общаться с художниками, которые мне близки, это очень поддерживает. Сейчас человеческие и ценностные вещи важнее всего.

ПАВЕЛ ОТДЕЛЬНОВ

Почти ничего не получается делать, но я всё же понемногу пытаюсь. Почти все время слежу за новостями из Украины. Невозможно не соизмерять всё, что вокруг, с тем, что происходит там. Из-за этого всё, что делаю, теряет смысл и кажется неуместным. Тем не менее стараюсь каждый день хотя бы немного работать. Где бы я ни находился — мысленно всё время в Мариуполе, где под обстрелами оказались наши пожилые родственники. Вот уже больше двух недель с ними нет никакой связи. Мы даже не знаем, живы ли они. Все время хочется проснуться и узнать, что это был кошмарный сон. Совершенно невозможно смириться с тем, что происходит.

МАЛЫШКИ 18:22

Прямо сейчас мы делаем разбитое сердце из папье-маше у себя дома в Томске, много думаем и переживаем. Волна тревоги сменяется бесстрашием и чувством, что сейчас возможно все.
Мы, как художницы проживающие в Сибири, и раньше жили в условиях бедности, удалённости от институций, изоляции. У нас никогда не было постоянного сотрудничества с галереями, институциями, а те единичные случаи, которые случались, сейчас уже недоступны. Переживаем, что могут оборваться связи с теми, кто уехал из России. Этого, конечно, нельзя допустить.

АЛЕНА РАКОВА

Мы сейчас в Литве: уехали сразу, как только я получила визу. Сначала думали, что на месяц — вернемся хотя бы забрать вещи, которые не собрали сразу, — но сейчас кажется, что это очень плохая идея: страшно приехать и не уехать. 26 марта [на митинге] меня задержали, а в апреле будет суд. До отъезда я очень боялась читать новости: там всё менялось каждый час. Боялась, что за мной придут домой и заберут. До сих пор боюсь, что дадут не штраф. Пока что мы решили остановиться в Вильнюсе. Это очень красивый город, здесь много молодежи, и все нужные для моей работы материалы в достаточном доступе. Я пока ищу студию, чтобы можно было работать спокойно.
На душе бесконечная тоска и пустота одновременно. Самое страшное для меня — произошла и происходит невероятная трагедия, которая уже унесла тысячи жизней. И эта трагедия продолжается. А еще сложно понять и принять, что прошлой жизни уже точно нет. Нет того, что мы делали очень долгое время. Все наши усилия и шаги: мы осуществляли задуманное, старались и добивались результатов, развивались, мечтали и шли вперёд — все это исчезло в один день. Не очень понимаю, как будет дальше.

МАША КОРОЛЕВА

Прилетела в Сибирь побыть с родителями. Внутри — опустошение. Единственное, в чем вижу смысл — это помогать тем, кому могу помочь, поэтому по возможности стараюсь сохранять рассудок, чтобы оставаться работоспособной. Получается не всегда.

LISOKOT (ВАРЯ ПАВЛОВА)

Я сижу в кафе музея современного искусства в Стамбуле, смотрю в огромное окно на снегопад, который сменяется солнцем и обратно. Наблюдаю, как собственные ощущения из спектра «отчаяние — бессилие — безысходность» трансформировались в фоновую боль, которая иногда стихает, но затем проступает снова и снова. Размышления о таких насущных проблемах, как остановка деятельности на неопределенный срок, разрушенные планы, и, очевидно, вся прежняя жизнь, исчезают, стоит лишь вспомнить, что совсем рядом гибнет столько людей. А ты как будто к этому причастен, хоть и просто по паспорту. Хочется проснуться и выйти из учебника истории, в который вдруг попал. Что касается будущего нашей культуры, то здесь совершенно ясно, что его пока не будет. Волнует ли меня это? Гораздо меньше, чем тот кошмар, который сейчас происходит.

КАКАЯ ИЗ ПРОБЛЕМ, С КОТОРОЙ СЕЙЧАС РУССКОЕ ИСКУССТВО — ИЗОЛЯЦИЯ, ОБЕДНЕНИЕ, ЗАКРЫТЫЕ ИНСТИТУЦИИ — ВАС ВОЛНУЕТ СИЛЬНЕЕ ВСЕГО?

ЯНИНА БОЛДЫРЕВА

Больше всего меня волнует само искусство. Его существование во время (здесь было слово, запрещенное законодательством РФ). Это несопоставимые вещи. Искусство проигрывает выразительности развернувшихся событий во много раз. То, что делает российская власть, и её пропаганда, переплюнет любую антиутопию, любой спектакль театра абсурда. Рядом с настоящим, искусство бледнеет.
Обеднение, изоляции, закрытия институций... Это всё, конечно, дико расстраивает, но с другой стороны, возможно теперь искусство в России станет по-настоящему выстраданным, и, возможно, самобытным. И уж точно им будут заниматься только те, кто не сможет иначе, а, значит, оно будет искренним. Эта (здесь было слово, запрещенное законодательством РФ) — испытание для всех, и для искусства в том числе. Выстоит ли оно или видоизменится? И для художников. Кто-то пройдёт это испытание, кто-то — нет.

СЛАВА НЕСТЕРОВ

Меня беспокоит больше всего то, что риторика деления на «своих» и «чужих» стала появляться даже в искусстве. Я вижу примеры, когда кто-то из твоих товарищей по цеху, сидя в условной Франции, начинает в истерике писать кляузы в своих социальных сетях про коллег из России. Это выглядит как «опорочь другого, дабы к тебе не приставали». И в основном это художники, кураторы, которые работали вплотную с институциями, попавшими под кенселинг. Я не беспокоюсь относительно изоляции, ибо её не ощущаю. Мы с друзьями делаем низовое и в некоторой степени андеграундное искусство. Общаясь с ребятами из нашей среды из других стран, я понимаю, что нас никто не кенселит по месту происхождения. Мы сохраняем контакты и продолжаем взаимодействие и культурный обмен. Более чем уверен, что в ближайший год мы в наше пространство ИП Виноградов привезём иностранных художников. Ровно как и сами будем выставляться на иностранных площадках.

ПАВЕЛ ОТДЕЛЬНОВ

Всё это кажется незначительным на фоне гибели и страданий огромного количества людей. Даже думать об этом стыдно.

ФЕДОРА АКИМОВА

Я чувствую себя немцем, который убежал из Германии во время Второй мировой: переживаю вину и ответственность за то, что происходит в мире. От того, что у тебя российский паспорт, ты как будто в чём-то виноват. Вспоминаю книги Ремарка, которые читала в детстве, и все время удивляюсь, неужели что-то, так сильно похожее, могло произойти с нами? Как такая параллель почти через век возможна? Кроме того меня сейчас, конечно же, очень волнует, что произойдет с наследием, которое сформировалось. Что будет с институциями, которые высказали мнения? А с остальными? Неужели многие из них рассредоточатся по миру и исчезнут? Мне очень жаль, что всё, что мы построили, закончит существование.

МИКА ПЛУТИЦКАЯ

В данный момент меня больше всего волнует, что в Украине гибнут люди и разрушаются дома, в том числе, и музеи. Жизнь и безопасность украинских художников и их семей под угрозой (и не только их), многие уже стали беженцами. Когда закончатся боевые действия, можно будет поговорить о том, какой урон понесла российская сфера современного искусства, и что с этим делать. В перспективе я думаю, что главными сложностями, с которыми столкнутся российские художники, будут изоляция и цензура. Современное искусство — гуманитарная дисциплина, в основе своей критическая. В отсутствие критики и рефлексии развитие современного искусства будет под большим вопросом.

АННА ФОБИЯ

Единственная проблема, которая меня сейчас действительно волнует, как представительницу гуманитарной науки — это ценность человеческой жизни. Остальное — декорации.

ДАЙТЕ СОВЕТ ДРУГИМ ХУДОЖНИКАМ, РУКОВОДСТВУЯСЬ ВАШИМ ОПЫТОМ И ПЛАНАМИ.

АННА ДИАЛ

Я купила заранее какое-то количество бумаги и художественных материалов на случай быстрого роста цен. Хочу продолжать быть полезной на своей земле, помогать другим художникам и художницам, выпускать книжки на родном языке. Важно сейчас не думать, что ты одинок или одинока, а держаться вместе как никогда.

АННА САМОЙЛОВА

Мне кажется очень важным фиксировать действительность — в будущем это поможет прожить нам эту травму. Ещё важно больше общаться с друзьями и близкими. Сейчас как никогда хочется объединяться и держаться за руки. Потому что когда мы вместе, все кажется посильным.

АННА ФОБИЯ

Сейчас важно оказывать помощь и поддержку по мере возможности тем, кто оказался в беде. Благотворительность, любовь и забота помогают миру и возвращаются в увеличенном объеме. Я хочу оставаться участной от всего сердца. В свете последних событий, повлиявших на экономику, подумываю стать мастером ногтевого сервиса — это приятное для меня хобби, где я могу творчески реализовываться. Все мои проекты развлекательного характера остановлены. Моя карьера, которую я успешно создавала в поле современного искусства на протяжении последних пяти лет, приостановилась.

ОЛЯ АВСТРЕЙХ

Сейчас очень тяжело направлять энергию в занятие искусством — для этого нужно много ресурса, концентрации. Я думаю, если хаос, в котором мы находимся, генерирует в вас порыв, то ему нужно отдаться. Но если изнутри ничего не идёт — не надо себя терзать тем, что вам нечего сейчас сказать. Так только кажется. Я бы советовала по возможности наладить рутину, а дальше все ответы придут сами.

ФЕДОРА АКИМОВА

Самый важный совет, который хочу дать: верьте в себя и заводите новые контакты. Ищите новые институции и те места, где вы можете продолжать творить. Самое сложное, если вы остаетесь в России, это продолжать быть честным. Видимо, надо работать в стол и для небольших сообществ, и это самое тяжелое. Так уже было в 70-е годы, но благодаря этим маленьким коммьюнити мы имеем наследие московского концептуализма и питерского искусства. Что касается возможностей за границей, их нужно активно искать, но на этом пути придется терпеть много политических высказываний в свою сторону. Вместе с тем, я уверена, что если ты честен, то тебе не надо стесняться себя [и откуда ты].

ИРИНА БУТКОВСКАЯ

Вопрос делать ли искусство во время (здесь было слово, запрещенное законодательством РФ) мне кажется неверным, морализаторским. Нужно делать, не отказываться от себя, каждый день катастрофа — мы постоянно живем в ней. А ещё советую ничего не планировать — может произойти всё, что угодно. А может не произойти.