Анна Самойлова

художница

ДЛЯ НАЧАЛА РАССКАЖИ, КАК ТЫ СЕБЯ КАК ХУДОЖНИЦА СЕЙЧАС ИДЕНТИФИЦИРУЕШЬ И С КАКИМИ ТЕМАМИ РАБОТАЕШЬ?

Как художница я работаю с традиционной культурой, с культурными кодами России. Сейчас я пытаюсь работать со своей идентичностью — с этим стало очень сложно. До (здесь было слово, запрещенное в РФ) с миро- и самоощущением определиться было гораздо проще. Все больше ухожу в изучение себя из-за кризиса, который ощущают все. Хочется себя поддерживать и изучать.

А КАК ДАВНО ТЫ ЗАНИМАЕШЬСЯ ИСКУССТВОМ?

Не могу выделить поворотный момент. Я рисовала в детстве, а потом последовали художественные школы и училища, после которых я продолжала заниматься творчеством. Современное искусство в моей практике появилось после окончания Британки, в 2020 году.

КАК БЫ ТЫ ОХАРАКТЕРИЗОВАЛА МАТЕРИНСТВО?

Трудный вопрос. Мне лично материнство дается тяжело. Я знаю женщин, у которых все проходит полегче, но это не мой случай. Сегодня мы с мужем, например, проходили тест на родительское выгорание — у меня там «хороший» результат, подтверждающий его наличие.

А КАК ПРОЯВЛЯЕТСЯ РОДИТЕЛЬСКОЕ ВЫГОРАНИЕ?

Я существую в режиме «на автомате». Чтобы производить что-то творческое, обычно требуются силы, свободная от быта и каждодневных забот голова. С ребенком же возникает много рутинных, однообразных задач, поэтому я часто, чтобы как-то себя поддерживать, делаю что-то монотонное — например, вышиваю. Из этого вырос мой недавний проект со слюнявчиками «МАМА» — он о материнской усталости. Большую часть работы занимает вышивки краев — это очень монотонная и тяжелая работа, которую заметят немногие. Точно так же, как и материнство. Любая мама каждый день проделывает огромное количество работы, которую редко кто вообще замечает. Также эти слюнявчики рассказывают о том, как тяжело создавать что-то новое и уникальное после целого дня с ребенком. Сил хватает только на монотонную работу.

НЕ СТРАШНО ЛИ БЫЛО ЗАВОДИТЬ РЕБЕНКА? ИЗ ИНТЕРВЬЮ С ХУДОЖНИЦАМИ-МАТЕРЯМИ СТАНОВИТСЯ ЯСНО, ЧТО МНОГИЕ БОЯТСЯ РОЖАТЬ ИЗ-ЗА СТРАХА НЕ ПОТЯНУТЬ РЕБЕНКА ФИНАНСОВО БЕЗ ПОСТОЯННОГО ЗАРАБОТКА И ВОЗМОЖНОСТИ УЙТИ В ДЕКРЕТ.

Финансово — нет. С этим мне помогает муж. У меня, скорее, острее стоит проблема с собственной реализацией, личными амбициями, которых очень много. С ребенком это превращается в испытание. Варя требует очень много времени и не очень хочет проводить время с кем-либо кроме меня. Из этого вытекает много трудностей, потому что мне сложно ее с кем-либо оставить.

КАК ЕЩЕ ПОЯВЛЕНИЕ РЕБЕНКА СКАЗАЛОСЬ НА ТОМ, КАК ТЫ РАБОТАЕШЬ?

Когда я забеременела, у меня на протяжении трех месяцев был сильный токсикоз — я просто не могла встать с кровати. В тот период у меня в плане работы все шло очень хорошо и классно продвигалось, из-за чего впоследствии меня страшно пугала моя непродуктивность. Я боялась, что когда ребенок родится, я пропаду [из арт-среды] и меня все забудут. Мне нужно было выжать все на максимуме, но я не могла. Спустя четыре месяца, когда мне стало получше, я стала работать как никогда. В итоге я за свою беременность сделала столько проектов, сколько не делала никогда. Работала с небывалой интенсивностью. Мне хотелось, чтобы у меня были работы на несколько месяцев вперед, чтобы я могла их постепенно показывать тогда, когда работать больше не смогу.

Бывали периоды, когда я лежала с Варей (она не может уснуть без меня) и только и думала: «я лежу и просто теряю время». Но в итоге я научилась даже в такие неочевидные моменты работать. Теперь время ее сна — это время для моих внутренних процессов, генерации идей. Мы лежим, а я в это время записываю свои задумки в телефон.

Есть кое-что, о чем я жалею. Когда я родила ребенка и принесла домой, то училась с ним существовать, жить и выживать. Но мне еще и физически было очень плохо. Хотя у нас с моим менеджером все равно были в тот период какие-то художественные проекты, я из-за страха, что меня все забудут и я никому не стану нужна, не могла остановиться в моменте и насладиться тем, что у меня тут лежит маленький кулечек, с которым можно лежать весь день в кровати и ничего не делать. Я не могла расслабиться, у меня была тряска, психическое перенапряжение. Я могла бы три месяца ничего не делать, но вместо этого не позволяла себе расслабиться и наслаждаться моментом — а зря, это очень приятное и важное время для обоих, мамы и ребенка.

А ТЕМАТИЧЕСКИ МАТЕРИНСТВО И ДЕТСТВО ПРИСУТСТВУЮТ В ТВОИХ РАБОТАХ?

После рождения Вари я сделала две выставки — «Куда деть волю девичью?» и «Немолоко». Первая, «Куда деть волю девичью?», открылась, когда ей было всего 5 или 6 месяцев, И стала некоторым способом провести мою собственную инициацию и обозначить переход из «девушки» и «замужней женщины» в «мать» в творчестве. Вторая выставка, «Немолоко», была про беременность и роды. После нее началась (здесь было слово, запрещенное в РФ), и материнство сменили другие темы.

Сейчас я создаю работы про материнскую усталость — получается, что только спустя два года я начинаю прочно вплавлять материнство в свое творчество. Несмотря на все трудности, Варя дает мне много новых смыслов, с которыми хочется работать в своем творчестве. Ребенок, конечно, сильно переворачивает жизнь, но это, скорее, что-то приятное, и то, на чем мне очень хочется сейчас сосредоточиться.

А НАСКОЛЬКО ТЕБЕ КОМФОРТНО В СТАТУСЕ ХУДОЖНИЦЫ-МАТЕРИ? НАСКОЛЬКО Я ЗНАЮ, НЕ ВСЕМ ХОЧЕТСЯ СЕБЯ ТАК ПОЗИЦИОНИРОВАТЬ.

Я не вижу в этом ничего такого — это огромная часть меня. Этого ведь сейчас в моей жизни больше, чем самого искусства. Сейчас, когда Варя подросла, мне хочется все больше интегрировать ее в свои процессы. Например, я люблю делать головные уборы — и хочу сделать один для нее. Так что, отвечая на вопрос, мне кажется, что, наоборот, очень важно поднимать тему материнства в своих работах — об этом и так катастрофически мало говорят.

ТЫ ПОДАВАЛАСЬ НА КАКИЕ-НИБУДЬ ГРАНТЫ ИЛИ РЕЗИДЕНЦИИ, СВЯЗАННЫЕ С МАТЕРИНСТВОМ?

Есть резиденция, в которую я очень хотела поехать, но не смогла из-за того, что мы с семьей уехали из страны на семь месяцев, — «Мама дома». Это проект музея «Марьин Дом», созданного Анной Злотко в деревне Чакола Архангельской области. Мне кажется, это единственная резиденция, которая сделана специально для художниц-мам.

ПОДДЕРЖИВАЛИ ЛИ ТЕБЯ КАК-ЛИБО ДРУГИЕ ИНСТИТУЦИИ?

Нет, но, знаешь, для меня победой было то, что моя выставка про трудные беременность и роды проходила в музее — это для нашей страны можно уже отметить как достижение.

Лера Лернер

художница

КАКОВО ЭТО — БЫТЬ ХУДОЖНИЦЕЙ И ОДНОВРЕМЕННО С ЭТИМ БЕРЕМЕНЕТЬ, СТАНОВИТЬСЯ МАМОЙ, ВОСПИТЫВАТЬ РЕБЕНКА?

Я всегда была чайлдфри, и, когда забеременела, сразу сказала своему партнеру, что не готова быть мамой. Я видела матерей: они выглядели устало, так, словно их переехала машина, словно они забывали, чем занимались до этого. После рождения ребенка и выхода из декрета те матери, которых я знала, поменяли профессию. Но я только-только начала свой путь в искусстве: я уже поменяла профессию и не хотела ее терять. Тогда я предупредила партнера, что не хочу «омамиться» и поэтому буду готова рожать ребенка, только при том условии, если он будет готов стать мамой — а я стану папой. Он согласился.

ЧТО ТЫ ДЕЛАЛА ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ НЕ «ОМАМИТЬСЯ»?

На восьмом месяце беременности я поступила в магистратуру на курс по кураторским исследованиям — для того, чтобы родить ребенка и сразу взять академический отпуск на год, чтобы у меня была мотивация возвращаться после года в профессиональную среду. Так и получилось. Вернуться спустя год было очень важно для меня, потому что многие знакомые мне женщины уходили в декрет на три года и в итоге забывали, как пишутся слова. Отдаться большому перерыву в карьере — очень соблазнительно, но восстанавливаться после него сложно. Есть такой миф вокруг материнства: мол, это такой отдых и возможность переосмысления жизни. На самом же деле у тебя просто появляется вторая работа, которую необходимо совмещать с первой. Вокруг материнства существует много рекламы и ажиотажа, но я все-таки из тех матерей, которые не считают, что женщинам обязательно рожать ребенка или что это наделяет их большей человеческой полноценностью.

ЧТО НАСЧЕТ КУРАТОРОВ, С КОТОРЫМИ ТЫ РАБОТАЛА?

Кураторы, которые со мной работали, на тот момент не знали, что такое материнство, поэтому они рисковали вместе со мной. Например, когда моей дочери было три месяца, я поехала вместе с ней в Мытищи, в арт-резиденцию. Я благодарна кураторам за то, что они тогда не испугались того, что я молодая мать и что это может сказаться на работе. Это в итоге успешно закончилось ожидаемым проектом.

КАК ТЫ СЕБЯ ЧУВСТВОВАЛА В АРТ-РЕЗИДЕНЦИИ С РЕБЕНКОМ?

Сначала я не понимала, насколько тяжело это будет. Когда я была в резиденции, у меня случались панические атаки и мне казалось, что в доме были призраки. Такое состояние было связано с послеродовой депрессией, о чем я узнала только три года спустя. Хотя это состояние крайне измененного восприятия, оно все-таки может быть продуктивным.

КАК МАТЕРИНСТВО ОТРАЗИЛОСЬ НА ТВОЕЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРАКТИКЕ?

Мне кажется, что никак. Некоторые темы, которые кажутся людям связанными с детством или игрой, присутствовали в моей практике и до рождения ребенка. И хотя я очень уважаю поэтический язык своей дочери и ее творческие интенции, мы с ней пока что в этом независимы.

А НА ТОМ, КАК ТЫ РАБОТАЕШЬ? НАПРИМЕР, НЕКОТОРЫЕ ХУДОЖНИЦЫ С ПОЯВЛЕНИЕМ РЕБЕНКА СТАНОВЯТСЯ БОЛЕЕ МОТИВИРОВАННЫМИ, А ДРУГИЕ, НАОБОРОТ, ОЧЕНЬ РАСКИСАЮТ И НЕ МОГУТ НИЧЕГО ДЕЛАТЬ.

Могу рассказать про плюсы, которые одновременно являются и минусами: во-первых, я, действительно, стала более собранной. Раньше время было бесконечным, но когда ты становишься мамой, у тебя остается только два часа в день — и это те два часа, когда ты уже очень уставшая. Но других часов нет, только эти. В результате я начала больше успевать, стала более организованной. Во-вторых, после рождения ребенка я перестала работать бесплатно. Я начала просить гонорар — и удивилась, что, оказывается, так можно было, а музеи и фестивали готовы художникам платить. Получается, родив, я стала зарабатывать как художница. Но я была наглой матерью — если меня принимали в арт-резиденцию, то я просила оформлять билеты и проживание на моего мужа-«бебиситтера», как он себя называл, тоже. Первые два года после рождения ребенка мы всюду ездили вместе.

А КАК МОЖНО СДЕЛАТЬ СРЕДУ БОЛЕЕ ДРУЖЕЛЮБНОЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К ХУДОЖНИЦАМ-МАТЕРЯМ?

Необходимо включать в гонорары художниц гонорар на няню или на помощь другого. Так делает фонд Про Гельвеция. В искусстве нет декрета, а у художниц нет денег. Все мы находимся в прекарном положении. Если бы институции, могли брать на себя ответственность за художниц, с которыми они работают, и помогать им финансово во время и после беременности, было бы тоже здорово. Но этого, к сожалению, никто никогда не будет делать, потому что материнство, действительно, очень сильно меняет человека. Рынку очень сложно из-за этого «пережить» материнство — зачем вкладываться в художницу, если она может после родов сказать «я больше не художница — теперь я буду спасать людей от рака»? Такая поддержка требует от музеев, галерей и фондов много щедрости, открытости и бескорыстности.

Можно также вводить в моду «нестабильное» искусство — искусство детей, искусство людей с ментальными особенностями, искусство молодых матерей — нужно делать его значимость, искренность и точность видимыми для институционального искусства и зрителя.

Маша Сомик

художница

РАССКАЖИ КОРОТКО О СЕБЕ. КАК ТЫ КАК ХУДОЖНИЦА СЕЙЧАС СЕБЯ ОПИСЫВАЕШЬ?

Описываю себя как цветочек — так можно?

КОНЕЧНО, МОЖНО. А КАК ДАВНО ТЫ ЗАНИМАЕШЬСЯ СОВРЕМЕННЫМ ИСКУССТВОМ?

Несмотря на мое художественное образование, я долгое время не считала себя художницей — это изменилось только тогда, когда я стала мамой. Получается, что около девяти лет назад.

КАК ЭТО ПРОИЗОШЛО, ПОЧЕМУ МАТЕРИНСТВО ВЕРНУЛО ТЕБЯ К ИСКУССТВУ?

Я от него не уходила, но всегда занималась им и не считала, что свои работы стоит кому-то показывать — создавала их исключительно для себя. Потом, когда родился Платон, я много времени проводила с собой и тогда стала задаваться вопросом «а что делает меня счастливой?» Я поняла, что когда нахожусь в творческом процессе, то максимально счастлива. Именно тогда я решила, что стану художником, буду себя так называть и этого выбора не бояться.

ЭТО ТВОЙ ОСНОВНОЙ ВИД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СЕЙЧАС?

Да. Раньше я преподавала детям, и это было моим основным заработком. Потом мне надоело, я захотела больше внимания уделять своему творчеству и совсем ушла от преподавания. Сейчас периодически меня зовут позаниматься с детьми, и я соглашаюсь. Еще иногда делаю татуировки, но это все входит в мою художественную деятельность вне завимости от того, коммерческие это занятия или нет.

В ДВУХ ПРЕДЫДУЩИХ ИНТЕРВЬЮ ХУДОЖНИЦЫ, ЛЕРА И АНЯ, БОЯЛИСЬ «ОМАМИТЬСЯ» ИЛИ ВЫПАСТЬ ИЗ СРЕДЫ ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ РЕБЕНКА. В ТВОЕМ СЛУЧАЕ ВЫРИСОВЫВАЕТСЯ БОЛЕЕ ОПТИМИСТИЧНЫЙ СЦЕНАРИЙ, В КОТОРОМ МАТЕРИНСТВО, НАОБОРОТ, ДАРИТ ОГРОМНЫЙ ИМПУЛЬС ТВОРИТЬ И ЗАНИМАТЬСЯ ИСКУССТВОМ. ТЫ ПОМНИШЬ, В КАКОЙ ИМЕННО МОМЕНТ ЭТО ПОЯВИЛОСЬ?

Я точно помню, что первые три месяца после родов я совсем ничем не занималась, а потом начала брать к себе на дом учеников на занятия по рисованию. Платон в итоге рос со всеми этими детьми, которые ко мне ходили, и присоединялся иногда к нашим занятиям — может быть, поэтому ему сейчас абсолютно неинтересно рисовать. У него было перенасыщение рисованием в младенчестве. В основном же на меня повлияли внешние события, например фестиваль «Вкус бумаги», маркет тиражного искусства, который тогда только-только появился, или мой бывший муж, который для своей работы просил меня нарисовать детали для детских игровых конструкторов и пространств. У меня появилась возможность оставлять Платона на полдня с мамой, что сделало занятия творчеством и подготовку выставок проще.

ТОТ ФАКТ, ЧТО ТЫ ТАКОЙ АМБАССАДОР ЛЮБВИ И НЕЖНОСТИ В ИСКУССТВЕ ОБУСЛОВЛЕН ТВОИМ ОПЫТОМ МАТЕРИНСТВА И ВОСПИТАНИЯ?

Нет, я думаю, что эта тема начала ярче проявляться после развода с отцом Платона. Нежность и любовь возникли тогда из понимания того, как я хочу, чтобы ко мне относились — мое искусство оно ведь очень личное, оно, в первую очередь, всегда про меня и для меня.

ВЫ С ПЛАТОНОМ НЕДАВНО ВМЕСТЕ ПОЯВИЛИСЬ В РЕКЛАМНОЙ КАМПАНИИ SELA. ВЫ ЧАСТО В ЧЕМ-ТО УЧАСТВУЕТЕ ИЛИ ТВОРИТЕ ЧТО-ТО С НИМ ВМЕСТЕ?

Мы с ним занимались постоянно чем-то, когда он был малышом, но сейчас он не особо к этому проявляет интерес.

КАК ОН ОТНОСИТСЯ К ТОМУ, ЧТО ТЫ ПРОФЕССИОНАЛЬНО ЗАНИМАЕШЬСЯ СОВРЕМЕННЫМ ИСКУССТВОМ?

Для него это абсолютно нормально. Когда Платона спрашивают о том, чем занимается его мама, он так и отвечает: художница. Для него это естественная профессия — совсем не так, как нам говорили, мол, что это профессия бедных людей или что это вообще не профессия.

НАСКОЛЬКО ТЕБЕ КОМФОРТНО ПОСТОЯННО НАХОДИТЬСЯ В АМПЛУА ХУДОЖНИЦЫ-МАМЫ НА ПРОТЯЖЕНИИ ДЕВЯТИ ЛЕТ?

Я чувствую себя прекрасно и абсолютно счастлива быть мамой. Для меня это самая крутая практика по развитию себя. Мне всегда важно расширяться, искать новую глубину, улучшать себя, развивать новые навыки и отсекать то, что мешает. И я уверена, что если ты хочешь максимально прокачаться, то нужно завести ребенка (смеется), хотя я понимаю, что не всем подходит такой метод: он довольно контрастный в плане эмоций. Мне повезло, потому что мои родители очень поддерживают меня в материнстве. У меня нет выгорания, хотя я в разводе и папа Платона не так часто с ним проводит время. Но опция помощи от родителей всегда была мне доступна. Это очень выручает, особенно когда нужно готовиться к выставке. Поэтому передо мной не стоит выбор — быть мамой или быть художницей.