Фонд поддержки современного искусства Cosmoscow: Анастасия Иванова и Алексей Масляев

ПОСКОЛЬКУ У НАС С ВАМИ ПАРНОЕ ИНТЕРВЬЮ, ТО ДАВАЙТЕ НАЧНЕМ С УТОЧНЕНИЯ, ПОЧЕМУ ВАМ ЗАХОТЕЛОСЬ ВЫСТУПИТЬ ВДВОЕМ В ЭТОМ РАЗГОВОРЕ?

Анастасия: С момента создания фонда поддержки современного искусства Cosmoscow мы с Алексеем работаем вместе — разрабатываем программы фонда, обсуждаем, чем фонд должен заниматься. У меня как у руководителя административные функции в этом проекте, а Алексей выступает как куратор и инициатор творческой части нашей работы.

Алексей: Разговор о фонде действительно затрагивает разные аспекты этой деятельности, связанные с некоммерческими программами, — как организационные, так и концептуальные. И мы посчитали, что говорить об этом уместно вдвоем.

КРОМЕ ПОДГОТОВКИ ЯРМАРКИ, ИЗ ЧЕГО СКЛАДЫВАЕТСЯ ПРОЦЕСС И НАД ЧЕМ РАБОТАЕТ КОМАНДА ФОНДА В ТЕЧЕНИЕ ГОДА?

Анастасия: Cosmoscow — это институция, которая включает несколько направлений деятельности: ярмарка, некоммерческий фонд, маркетплейс современного искусства TEO, клуб коллекционеров. От ярмарки до ярмарки команда и занимается этими проектами. Такие проекты фонда, как художник года, институция года, музей года, предполагают годовой цикл.

Алексей: Фонд и ярмарка не совсем ровесники: все-таки фонд чуть моложе. Эта институциональная составляющая сложилась ввиду разных причин, но одна из важных и определяющих состояла в следующем — на ярмарке галереи представляют искусство, которое с их точки зрения обладает коммерческим потенциалом. Если мы будем основываться исключительно на том, что галереи показывают на стендах, то представление об искусстве будет неполным.

Фонд и некоммерческие проекты ярмарки задумывались для того, чтобы продемонстрировать, что современное искусство многообразно и по формальным признакам, и с точки зрения выразительных средств может не вписываться в формат галерейного стенда. Так, на ярмарке оказываются художники, искусство которых отличается от коммерчески привлекательных форм. И фонд рассматривает свои программы именно как вид поддержки этих авторов.

КАКАЯ У ВАС СТРАТЕГИЯ НА ЭТОТ ГОД И КАКОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О РАЗВИТИИ ФОНДА ВЫ ПРИДЕРЖИВАЕТЕСЬ, ЧТО ДЛЯ ВАС ВАЖНО?

Анастасия: Каждый год мы реагируем, исходя из контекста и нашего представления о том, какие необходимые изменения или поддержка нужна в данный момент арт-сообществу. Если говорить ретроспективно, например, то когда случилась пандемия фонд реализовывал большое количество цифровых проектов, включая образовательную онлайн-платформу. В прошлом году мы впервые провели конкурс на кураторское исследование, который получил огромный отклик, — порядка 250 заявок со всей России. Мне было очень интересно изучать, какие темы интересуют молодых кураторов, в каких плоскостях лежат их интересы.

Алексей: Если говорить в общем, то проектная структура программ фонда складывается следующим образом: есть ядро, сложившееся сколько-то лет назад, в него входят такие направления, как художник года, институция года, музей года — они отражают основные направления деятельности фонда. Отдельно от этого появляются инициативы, программы и проекты, которые расширяют поле оказания поддержки самым разным акторам системы искусства. Пример с кураторским исследованием очень хороший, потому что, к большому сожалению, институции чрезвычайно редко предлагают такую возможность. А с нашей точки зрения, исследование — это значимый этап любого кураторского проекта, и классно, когда можно его осуществить в более комфортных условиях, например, при наличии стипендии.

КАК ВЫ РАБОТАЕТЕ С АРТ-СООБЩЕСТВОМ В ЦЕЛОМ, НА ЧТО ВЫ ОБРАЩАЕТЕ ВНИМАНИЕ?

Алексей: Тенденцией последних нескольких лет можно назвать повышенное внимание к практике коллекционирования. Растет понимание, что фигура коллекционера в системе искусства часто играет определяющую роль. При этом коллекционеры в большинстве своем по-прежнему смотрят в сторону исключительно конвенциональных форм искусства, в первую очередь, плоскостных — живописи, графики, максимум объектов или небольшой скульптуры. Соответственно, значительная часть современного искусства, которая существует в других медиумах, проходит мимо них. И мне кажется, что такими проектами, как, например, видео-павильон с работами Евгения Гранильщикова из коллекции Дениса Химиляйне, представленный на прошедшей ярмарке, мы как раз эту задачу решаем — показываем, что заметную и значимую коллекцию может составлять очень разное искусство.

Анастасия: Кроме того, коллекционеры стали более открытыми к показам своих коллекций. Многие готовы публично рассказывать о том, что они покупают и что собирают. Подход меняется и обращать на это внимание действительно стоит, потому что в галереях тоже появляются разные медиумы. То есть на ярмарке на стендах галерей теперь представлены не только живопись и графика, но и какие-то достаточно необычные, скажем так, для жилого пространства работы. Более смелых форм становится больше, и они поддерживаются покупками, что очень приятно.

ПОМНЮ, ЧТО НА ПРОШЕДШЕЙ ЯРМАРКЕ «ЛУЧШИМ СТЕНДОМ» СТАЛ СТЕНД ГАЛЕРЕИ JESSICA. ЭТОТ ВЫБОР СВЯЗАН С ТЕМ, ЧТОБЫ ГАЛЕРИСТЫ ВЫСТУПАЛИ БОЛЕЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНО?

Анастасия: Эксперимент ради эксперимента — не цель. Мы за то, чтобы были классные проекты, прежде всего, не ограниченные ни в каких жанрах и медиумах. Расширение кругозора посетителя или коллекционера может рассматриваться как образовательная задача, но это не критерий для отбора проектов фонда и ярмарки. Мы не считаем экспериментальную форму ключевым аспектом, просто даем свободу самовыражения для художников, которые получают гранты от фонда, а форма их проектов может быть совершенно любой.

Алексей: Скорее определяющим качеством можно назвать «многообразие». Мы не исходим из того, что все должно обладать экспериментальной природой, но одновременно с этим, я, по крайней мере, точно сопротивляюсь исключительно коммерческой природе произведений. Ярмарка Cosmoscow — это действительно ключевое событие для российского современного искусства, определяет, какие представления о современном искусстве возникнут в головах ее посетителей. Поэтому важная установка фонда — показать, что искусство может быть разным, с ним можно по-разному взаимодействовать, оно по-разному коммуницирует со зрителем и по-разному выстраивает с ним отношения.

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ МНОГООБРАЗИЯ КАК ИЗМЕНИЛАСЬ ЯРМАРКА, ДОПУСТИМ, ЗА ПОСЛЕДНИЕ ПЯТЬ ЛЕТ?

Анастасия: Каждый год — специфический. За последние два года сократилось количество международных галерей, помимо политических причин это еще и логистически теперь достаточно сложно. В прошлом году мы сделали персидскую секцию, у нас впервые участвовало несколько галерей из Ирана. Международная составляющая возвращается через другую географии и другие направления. Они очень интересные, но, наверное, более сложные, потому что, если с западной арт-сценой мы всегда существовали в едином информационном кругу, то ту же иранскую арт-сцену для себя открывали впервые.

Алексей: И при этом количество заявок на участие от галерей растет каждый год. Определенно растет количество посетителей, которые приходят на ярмарку. Наверное, это можно описать в качестве положительной динамики с точки зрения интереса и внимания со стороны самой широкой аудитории к современному искусству. Авторы всё равно очень ценят, когда их работы видят, даже если это не конвертируется в покупку или материальные блага.

КАК ВЫ ВЫБИРАЕТЕ ИСКУССТВО, КОТОРОЕ МОЖЕТ ПОПАСТЬ В ВАШ ФОКУС ВНИМАНИЯ — ДЕЛИТЕ ЛИ ВЫ ЕГО НА «ВЫСОКОЕ» И «НИЗКОЕ»?

Алексей: В рамках программ фонда было представлено чертовски разное искусство. Можно вспомнить проект «МишМаш», который размещался на разных местах, на разных галерейных и не только стендах по всей ярмарке и являлся ретроспективной выставкой группы в миниатюр. Или работа Таус Махачевой под названием «Кольцевая»: это была мраморная глыба, высеченная в форме вершины горы в Дагестане с бороздкой, изображавшей дорогу вокруг нее. И, соответственно, эта мраморная глыба сопровождалась договором , который должен был быть подписаны между художником и покупателем, коллекционером, желающим эту работу — скульптуру из мрамора — приобрести. По договору Таус Махачева передавала эту работу покупателю в дар и за это он обязывался построить реальную кольцевую асфальтовую дорогу, которая опоясывала бы конкретную вершину горы в Дагестане так, чтобы на эту дорогу не было бы заезда. Таус таким образом рассуждала о том, какую ответственность на себя готовы брать люди, когда принимают решение владеть произведением искусства.

Все-таки культурный ландшафт организован значительно сложнее, нежели мы можем вообразить, отталкиваясь от противопоставлений. Поэтому принадлежность высокому или принадлежность массовому для меня в принципе не является критерием. Я, пожалуй, отметил бы, что мы стараемся избегать искусства явно декоративного. И для меня это единственный фактор, который может контурно это поле как-то обозначить.

Анастасия: Плюс, мы избегаем принятия персональных решений и всегда приглашаем группу профессионалов, экспертов, коллег для проведения всех конкурсов и отбора победителей на гранты фонда. Любая из наших программ предполагает вовлечение широкого круга лиц, при том что эксперты меняются под каждый проект, каждый год — это разные люди. У нас стоит задача услышать разные мнения, не ориентируясь на собственный вкус и преференции. Мы не претендуем на безусловную объективность ни в каких вопросах выбора, поэтому приглашаем самых уважаемых в профессии людей, и, основываясь на их рекомендациях, принимаем какое-то коллективное мнение по тому или иному поводу.

ПОНЯТНО, КОМАНДА ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ, И ВСЁ ЖЕ ЕСТЬ КТО-ТО ГЛАВНЫЙ В COSMOSCOW, КАК УСТРОЕН ПРОЦЕСС ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЙ?

Анастасия: Есть Маргарита Пушкина, наш визионер, лидер и человек, который обладает глобальным пониманием процессов. К тому же, у Маргариты мощнейшая интуиция, она буквально чувствует какие-то вещи на кончиках пальцев. Команда у нас не такая большая, она расширяется под проекты, но каждый занимается своим направлением. Есть люди, которые занимаются связями с галереями, есть ВИП-отдел, есть отдел по работе с партнерами, пиар. Как во многих командах каждый отвечает за свою зону и многие вопросы решаются коллегиально, потому что иначе могут возникать преломления.

Алексей: Действительно, Маргарита адресат всех вопросов, которые связаны с деятельностью фонда. Но важно, что это не коммуникация в формате единоличного решения, а скорее формат диалога. И Маргарита очень чувствительна и внимательна к аргументам и комментариям со стороны членов команды, прислушивается к ним, соответственно, команда прислушивается к тому, что говорит Маргарита.

В КОНЦЕ ГОДА ИНФОРМАЦИЯ ПОЯВИЛАСЬ О ТОМ, ЧТО МАРГАРИТА ПУШКИНА ПРОДАЕТ ПРОЕКТ. ВАМ ИЗВЕСТНО ОБ ЭТОМ ЧТО-ТО?

Алексей: Информация из разряда слухов. У нас нет оснований так думать.

Анастасия: От нас такой информации не исходило. И да, поводов у нас не было.

ЧЕГО ОЖИДАТЬ ОТ COSMOSCOW В ЦЕЛОМ И ОТ ЯРМАРКИ В ЭТОМ ГОДУ? ПОДЕЛИТЕСЬ ПЛАНАМИ И ВИДЕНИЕМ.

Анастасия: Ближайшее событие — это благотворительный аукцион, который мы активно готовим. Сейчас собираем работы, у нас уже есть тема этого аукциона и приглашенный куратор. С точки зрения ярмарки пока ничего не можем озвучивать, потому что планируем буквально через месяц всё официально объявлять и дорабатывает некоторые моменты.

Алексей: В случае благотворительного аукциона мы посчитали, что хотим сотрудничать с кем-то и пригласили Ксению Чилингарову, большого друга ярмарки Cosmoscow, почитательницу современного российского искусства, выступить куратором аукциона, и сформулировали с ней тему, которая звучит следующим образом: «Несколько поводов доверять себе». Тема связана с тем, что сегодня мы живем в мире, в котором все меньше и меньше чувственного, как будто люди разучились чувствовать, переживать на эмоционально-чувственном уровне происходящие вокруг нас события, явления, вещи. Искусство может быть рассмотрено как способ это чувственное вернуть в нашу жизнь и показать, что эти переживания нам по-прежнему доступны, что мы на них способны, и что есть множество предпосылок для проявления чувственного. А проявление чувственного, с нашей точки зрения, связано как раз с вопросом доверия к себе, потому что чувственное обычно противопоставляется рациональному, и, соответственно, познавательному. Такая дихотомия, бинарная система, это чрезвычайно любопытная теоретико-практическая задача, потому что, опять же, есть ощущение, что рациональность становится основной установкой для взаимодействия и отношений с миром. Мы все стремимся понять и редко стремимся продлить опыт переживания чего бы то ни было.

В ЭТОМ КОНТЕКСТЕ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ ЕЩЕ ОЧЕНЬ СИЛЬНО СВЯЗАНА С ПОПЫТКОЙ КОНТРОЛЯ ОКРУЖАЮЩЕЙ РЕАЛЬНОСТИ.

Алексей: Да, определенно. Информации слишком много, нужно действительно обладать какими-то процедурами распознавания, с чем мы имеем дело. Но, как бы то ни было, искусство совершенно точно такому подходу сопротивляется. Уверен, мы легко можем представить себе ситуацию, когда мы приходим на выставку и сразу ищем текст, который нам все бы объяснил. Даже потребность в тексте как в опоре для наших впечатлений свидетельствует этой рационализации отношений с миром. При этом чувственный аспект нашей встречи с искусством к этой рационализации может не иметь отношения. Мы совершенно точно что-то переживаем и редко доверяем себе в этих переживаниях, ищем стороннюю поддержку и костыли, которые бы наши переживания сделали легитимными. Тема аукциона связана с такой просьбой, рекомендацией, обращением — доверять себе и чувственному аспекту нашего опыта взаимодействия с искусством.

РАЗ МЫ УПОМЯНУЛИ КУРАТОРСКИЕ ТЕКСТЫ, АЛЕКСЕЙ, ПОЧЕМУ ОНИ ВСЕГДА ТАКИЕ СКУЧНЫЕ?

Алексей: Я, конечно, не думаю, что они всегда скучные. Хотя такая характеристика кураторского текста — как будто общее место сегодня. Но, может быть, она связана с этим противопоставлением чувственного и рационального. Мне не кажется, что кураторский текст априори скучный. Он может быть скучным, в том числе, и потому, что куратор хочет, чтобы текст таким качеством обладал для каких-то целей. Я, например, могу руководствоваться установкой сделать текст нечитабельным, чтобы к концу человек испытывал сложность.

Текст — это средство, которое вы можете использовать, можете не использовать для внутренних целей выставки. Но, может быть, скучность возникает потому, что вам сразу разжевывают то, что вы должны пережить, а внутренне вы, как зритель, сопротивляетесь такому разжевыванию того, что вы еще не прочувствовали до конца.

Может быть, это переживание вас еще не отпустило, или вы еще стоите при входе на выставку, даже произведение не увидели, а вам уже раскладывают о том, что там с вами будет на выставке происходить. Это неосознанные процессы, но, может, даже подсознательно. Вы сами себе намекаете на то, что неплохо было бы сначала переживать, почувствовать, а потом вступать в диалог. Все-таки кураторский текст — это не более чем приглашение к диалогу.