Где создается красота: в мастерской Алисы Горшениной

КАК ТВОИ ДЕЛА, НЕ УНЫВАЕШЬ?

Я унываю, на самом деле. Но работа помогает. Я ухожу с головой в искусство, и это очень сильно спасает. Здесь можно быть более смелой, говорить на очень острые темы. Я себя чувствую в искусстве более комфортно и свободно, поэтому рада, что застала это ужасное время будучи художницей уже со сформированной практикой. Я более менее понимаю, как мне действовать.

КАКИЕ У ТЕБЯ БЛИЖАЙШИЕ ПЛАНЫ?

Найти мастерскую побольше. При этом та мастерская, в которой я сейчас нахожусь, в любом случае будет действующей, я просто ищу дополнительное пространство. Планы… Вообще нет никаких определенных планов, но есть запланированные выставки. Я не уверена в завтрашнем дне, поэтому сложно загадывать. Просто продолжаю работать, собираюсь снять фильм, пока я здесь, в России, пока могу что-то делать.

Сейчас в моей мастерской не так много места. Это обычная трехкомнатная квартира в девятиэтажке, панельке. Я живу тут с мужем и двумя котами. У меня очень много работ, и они разбросаны по всей квартире, но в этой комнате находится их такой концентрат. Если не ошибаюсь, здесь примерно 10 квадратных метров, гигантский стол и какие-то шкафы. Стены я использую как выставочное пространство, чтобы постоянно менялась экспозиция. Я смотрю на работы, и меня это как-то подпитывает, поэтому я всегда меняю их расположение на стенах. Я обычно размещаю работы, которые очень сложно хранить в ящиках, они текстильные и очень-очень нежные. Например, работа с сердцем.

А ТЫ ЛЮБИШЬ ПРОДАВАТЬ СТАРЫЕ РАБОТЫ? НА СТЕНЕ Я ВИЖУ ГЛАЗА, КОТОРЫЕ ТЫ СНИМАЛА В ЛАНДШАФТЕ ГОД НАЗАД. МАСКА СОЛНЦА, КАЖЕТСЯ, ИЗ ТВОЕГО ТЕАТРАЛЬНОГО ПРОЕКТА, КОТОРОМУ ПАРА ЛЕТ. ТЕБЕ ВАЖНО ХРАНИТЬ ВСЕ ЭТО?

Я продаю работы, но не все. Например, маски и костюмы вообще никогда не продавала, они у меня хранятся дома. Иногда бывает очень тяжело расставаться с работами. В основном я выставляю на продажу очень много графики и живопись. Недавно была ярмарка Blazar, там были текстильные скульптуры, но их я сделала специально для нее. Не могу пока представить, что продам эту маску солнца и сердце. У меня есть маски, которым лет 5 уже, я с ними постоянно что-то делаю. Носимое искусство — это постоянно трансформирующиеся вещи. Они участвуют в новых проектах, но всегда остаются со мной. У меня есть такое ощущение, что если я сейчас продам маску, то ее купят для того, чтобы носить, а мне не хочется, чтобы ее носил кто-то, кроме меня. Я представляю, что мои маски могут покупать музеи, чтобы хранить их. У меня есть несколько таких музейных продаж. А когда частные коллекции — уже другой разговор.

КОГДА ТЫ ГОВОРИЛА, У МЕНЯ ВОЗНИКЛО ЧУВСТВО, ЧТО ТЫ ВОСПРИНИМАЕШЬ РАБОТУ КАК ПРОДОЛЖЕНИЕ ТВОЕГО ТЕЛА.

Да. Именно с носимым искусством — это продолжение меня. Я с ними взаимодействую в прямом смысле очень тесно, эти объекты касаются моего тела. Я очень легко продаю графику и живопись, потому что это рисунки, это другая плоскость. Именно с текстилем расставаться куда сложнее: зачастую маска это мой автопортрет. Я очень редко готова дать людям работы для совместного сотворчества или их дела: только если чувствую связь с этим человеком, или если мне нравится то, что они делают. Линч один из таких людей, еще я бы с радостью дала работу Курту Кобейну, если бы он был жив и имел интерес, потому что я понимаю его искусство и оно мне близко. Так что все еще зависит от человека: от того, как хотят использовать работы и как ко мне относятся. Чаще всего у меня возникает ощущение, что люди просто хотят забрать их и присвоить их себе.

НА КОГО ИЗ ХУДОЖНИКОВ ТЫ РАВНЯЕШЬСЯ, КОГДА РАБОТАЕШЬ С ТЕКСТИЛЕМ?

У меня классическое образование: графика, живопись. О текстиле и современных практиках нам даже не рассказывали. И вот я начала экспериментировать совершенно случайно: как-то пришла к себе в комнату и нашла кусок ткани на кровати, а эта ткань была такого же цвета, что и герой на моих иллюстрациях. Я решила сшить его голову. Это была какая-то молниеносная идея, но ощущение я запомнила очень хорошо: я думала — сейчас это прозвучит смешно — что открыла Америку. Что текстиль никогда не называли искусством. Потом, конечно, начала изучать этот вопрос, узнала про Луиз Буржуа и мне очень понравились ее работы. Даже не столько сами произведения, сколько она сама. Как искренне она поместила свою боль и личные истории в искусство.

С тех пор текстиль — мой медиум, по которому меня узнают, и с которым мне больше всего нравится работать. Из тех, кто занимается текстилем, меня очень впечатляет Леонид Тишков. Помню, как была удивлена, узнав, что это мужчина, работающий с текстилем: в 2016 году у него была выставка в нашем местном музее ИЗО. Его работы привезли в такой классический музей, где обычно висят картины, и среди них была связанная матка в стиле бабушкиного коврика. Было написано, что это матка его мамы. Это была очень тонкая работа в плане идеи и какой-то душевности. Еще на ум идет Магдалена Абаканович, польская художница. Может быть, она не у всех ассоциируется с текстилем, но она тоже очень интересная. Много тех, кто работает с текстилем, но, конечно, первая, о ком я думаю — Луиз Буржуа, она мощная.

В ТОЙ ТОЧКЕ, ГДЕ ТЫ СЕЙЧАС, КАК ТЫ СЕБЯ ОПРЕДЕЛЯЕШЬ И КАКАЯ ГЛАВНАЯ ТЕМА ТВОИХ РАБОТ? ВСЕ ЕЩЕ «УРАЛЬСКАЯ КОМА» ИЛИ ЧТО-ТО ДРУГОЕ?

«Уральская кома» — это название моего старого проекта 2015 года. На тот момент у меня было именно такое состояние. А состояния у меня бывают очень разные. Даже не знаю, что ответить, 2022 очень странный год, много ужасных событий. У меня есть ощущение, что я все начинаю заново. Весь путь, который я прошла до сегодняшнего дня, не то что бы не имеет значения…Приходится выстраивать новые социальные связи. До этого я понимала, как мне двигаться. Я стремилась к тому, чтобы быть человеком мира, показывать свои работы и развиваться. Сейчас все под большим вопросом. Мое происхождение никуда не деть. Причем проблема не только в том, чтобы выставляться за границей, скорее проблема вообще — где и как? У меня сейчас неравнодушное искусство, я не готова показывать просто какие-то ранние работы, но при этом то, что я делаю сейчас, музеи больше не смогут показывать. Я успела выставиться в Третьяковке, но я туда больше не попаду точно. И не все галереи будут готовы показывать меня сейчас. Была выставка в Ельцин-центре, и это место, в котором меня были готовы показать, даже сейчас. Где еще я могу выставиться, это вопрос для меня.

Я обмолвилась в начале, что планирую снять короткометражный фильм. Очень давно, с 2017 года, пытаюсь сделать анимацию, такие небольшие работы. И теперь хочу создать более большой метр. Я вижу в этом некий выход, потому что это расширение границ и другие способы взаимодействия со зрителем. Я понимаю, что этот язык мне пока что доступен. Наверное, буду делать упор на такие работы, хотя очень сложно.

КАК ТВОЙ ДЕНЬ ПРОХОДИТ ОБЫЧНО?

Всегда по-разному, но я всегда поздно просыпаюсь и долго завтракаю. Я вообще долго запрягаю. Потом работаю, провожу время в мастерской. У меня долго была мечта о машине, чтобы выезжать из города, потому что меня тяготит городское пространство и мне нужно постоянно на природу. Поэтому я часто езжу в поле, лес, на пруд. Я живу в таком городе, где можно через пять минут пути уже оказаться на природе. Особенно сейчас я стала часто выезжать куда-то, потому что 24 февраля у меня как будто связь оборвалась с местом, в котором я живу, которое для меня очень важно.

Я много говорю про Урал. Он в моем искусство перманентно, поэтому я часто бываю на природе. А еще бывает, что просто сижу в мастерской и смотрю на стены. Я заряжаюсь от мастерской. Визуально у меня должна быть такая атмосфера, чтобы я могла в ней работать, поэтому постоянно меняю развеску работ. Если что-то идет не так по жизни, то я беру и делаю перестановку в мастерской, чтобы заходить в новое пространство и что-то черпать из него.

ТЫ С ЭТОЙ ВЕСНЫ ДЕЛАЛА ДОВОЛЬНО СМЕЛЫЕ ВЕЩИ. СКАЖИ, ГДЕ ТЫ БЕРЕШЬ ХРАБРОСТЬ?

Я даже не знаю. Просто беру и делаю. Потому что если никто не делает этого, то нужно делать тебе. В моем городе было пусто с высказываниями, и я как будто взяла эту ответственность на себя, может быть, потому что хотела, чтобы Нижний Тагил тоже был на условной карте высказываний. Спустя время поняла, что у нас в городе много людей такого же мнения, как и я, и они тоже высказываются. Может быть, это не так разлетается по СМИ, как то, что делала я, но, тем не менее, таких людей очень много. Я активно мониторю, кого за что задерживают и пытаюсь быть аккуратной. А смелость я беру в искусстве, потому что в этом поле у меня как будто есть больше свободы и возможностей для высказываний. Через искусство можно сказать как-то иначе — очень прямо, но при этом это будет художественным высказыванием. В искусстве есть большая сила, поэтому я им занимаюсь.

ЕСТЬ ЛИ У ТЕБЯ ПРАВИЛА ЖИЗНИ?

Да. Никогда не врать себе. Когда не врешь себе, то и не врешь другим. Поскольку я художница, очень важно быть честной в том, что делаешь.