Где создается красота: в мастерской у Маши Королевой

ТЫ ДАВНО В ЭТОЙ МАСТЕРСКОЙ?

Нет, я раньше снимала пространство в Подмосковье. Потом, когда началась (здесь было слово, запрещенное законодательством РФ), поняла, что снова хочу перебраться в Питер или жить на два города. Моя подруга Алиса Гвоздева уехала в Ереван и предложила пользоваться ее квартирой и мастерской, я с радостью согласилась и как бы полностью переняла ее образ жизни здесь.

ПЯТИМЕТРОВЫЕ ПОТОЛКИ ТЕБЯ КАК-ТО ДИСЦИПЛИНИРУЮТ, ТЫ СТАЛА РИСОВАТЬ БОЛЬШЕ?

Холсты стали больше. В моей предыдущей питерской мастерской были такие высокие потолки, что захотелось увеличить формат. Когда находишься в таком пространстве, то невольно начинаешь ощущать другой масштаб.

ЭТО ИНТЕРЕСНО, КОНЕЧНО. НА САМОМ ДЕЛЕ, У МЕНЯ БЫЛ ТАКОЙ ОПЫТ, КОГДА Я ТРИ ГОДА НАЗАД БЫЛА В НЬЮ-ЙОРКЕ. В СОХО СОВЕРШЕННО ОГРОМНОГО МАСШТАБА ГАЛЕРЕИ, И В НИХ АБСТРАКТНОЕ ИСКУССТВО ВЫГЛЯДИТ ПРОСТО НЕВЕРОЯТНО. И Я ВСПОМНИЛА, КАК ЗДОРОВО ЗВУЧАЛ РОТКО В МУЗЕЕ «ГАРАЖ», КОГДА ОН БЫЛ НА БАХМЕТЬЕВСКОМ, В ЗДАНИИ С НЕВЕРОЯТНЫМ ПРОСТРАНСТВОМ. ТЕПЕРЬ ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ ЧТО-НИБУДЬ СДЕЛАТЬ ПО-НАСТОЯЩЕМУ БОЛЬШОЕ?

Да, конечно. Чем больше живопись, тем больше в ней жизни. Но вместе с тем, — это ужасно звучит — но большие работы покупают редко. И я в какой-то момент поняла: чтобы как-то существовать, возможно, стоит сделать небольшую серию, чтобы ее продать. Но теперь я не могу писать маленькие форматы: порчу холсты, потому что у меня уже другой размах руки. Если я не чувствую свободы, живопись тоже становится скованной.

А ТЫ ДУМАЕШЬ МЕНЬШЕ БЕРУТ, ПОТОМУ ЧТО ПОЛУЧАЕТСЯ ДОРОГО?

Да, кажется, что психологически проще взять небольшую работу молодого художника за условные 40 000. И, если говорить о друзьях, то, скажем, мой круг пока просто не может себе позволить большие форматы.

ИНТЕРЕСНО. А У ТЕБЯ, КСТАТИ, СВОЯ КОЛЛЕКЦИЯ ЕСТЬ ИСКУССТВА КАКАЯ-НИБУДЬ, РАБОТЫ ДРУЗЕЙ?

Я вот буквально недели две назад в своем небольшом телеграм-канале предложила ребятам бартером поменяться работами. У меня уже было несколько работ, которые достались в подарок от друзей. А недавно я поняла, что могу иногда покупать молодое искусство: есть много художников, которые мне нравятся. Тем более, я всегда воспринимала домашнюю коллекцию как что-то естественное. У родителей всегда были разные работы в доме.

А У ТЕБЯ СЕМЬЯ ХУДОЖНИКОВ?

Мои родители филологи: папа работает в литературном журнале и пишет (романы и рассказы), мама преподает русский и литературу. В свое время они были такими тусовочными журналистами, которые писали Сибирские культурные хроники и дружили с художниками. Мама периодически брала интервью у художников, и они ей что-то дарили. Один холст, кажется, был написан специально к моему дню рождения, другой — папа купил маме в подарок и так далее. Не сразу, но со временем я поняла, что наша коллекция — это большая ценность: у каждого из ее элементов есть своя история. Правда она активно собиралась 20 лет назад, а теперь мама потихоньку меняет домашнюю экспозицию моими большими холстами. Забавно, что я как будто захватываю это пространство.

А ТЫ ДАВНО РИСУЕШЬ САМА?

Да все время, мне кажется. Я рисовала очень много в детстве. В художественной школе мне встретилась хорошая преподавательница, которая не ограничивала меня, и я в целом могла делать то, что хочу. Уже тогда у меня сформировалась достаточно экспрессивная манера, и она разрешала экспериментировать и использовать свою технику. Правда потом, когда я поступала в университет на графический дизайн, я подрастеряла свой почерк: нужно было соответствовать определенным критериям для поступления: условно, много рисовать гипсовую голову. И получилось, что живопись ушла от меня на несколько лет. В 20 лет я попала в мастерскую к Владимиру Загорову и стала снова писать маслом. У него занимались ребята, которые заканчивали магистратуру в СПбГУ, а я просто приходила писать и очень много с ними разговаривала.

ТЫ ВСЕГДА ТЯГОТЕЛА К АБСТРАКЦИИ, ПОЛУЧАЕТСЯ ТАК?

Пожалуй, да. Я, если честно, этого очень стесняюсь до сих пор. Как будто что-то не так с тем, что я не делаю ничего более остросоциального или концептуального, чем абстракция. Абстракция, как мне говорили, это середина XX века, тогда она и должна была закончиться. А сейчас искусство должно быть реакционным.

А МНЕ КАЖЕТСЯ, НАОБОРОТ, ПРОБЛЕМА В ТОМ, ЧТО НИКТО ИЗ РУССКИХ ХУДОЖНИКОВ НЕ ДЕЛАЕТ ЭНЕРГИЧНУЮ И ЯРКУЮ АБСТРАКЦИЮ. И НА НЕЕ НА НАШЕМ РЫНКЕ ОГРОМНЫЙ ГОЛОД. ПОМНЮ, ARTSWANTED СОБИРАЛ ХУДОЖНИКОВ, КОТОРЫЕ ДЕЛАЮТ АБСТРАКЦИЮ, И НЕ СМОГ СОБРАТЬ ДАЖЕ ДЕСЯТЬ РАБОТ. Я МНОГО ДУМАЛА, ПОЧЕМУ ТАК. ПОЛУЧАЕТСЯ, ЕСТЬ КАКОЕ-ТО ПРЕДУБЕЖДЕНИЕ, ЧТО АБСТРАКЦИЯ — ЭТО ЧТО-ТО НЕПРАВИЛЬНОЕ.

В академиях учат выверенной технике и нарративности, а в условных «Базах» и ИПСИ — делать что-то остросоциальное.

АНТОН ОЛЬШВАНГ НА ВОПРОС, ПОЧЕМУ НЕТ АБСТРАКЦИИ, СКАЗАЛ, ЧТО ЭТО СЛОЖНОЕ ЗАНЯТИЕ, ТРЕБУЮЩЕЕ И СВОБОДЫ, И ДИСЦИПЛИНЫ.

С этим я согласна. Мне кажется, у нас до сих пор развита традиция миниатюризма, иконописи, затворничества, работы в маленьком, ограничивающем и сдерживающем пространстве. Это, конечно, выливается в определенный стиль: медленный, растянутый и поэтапный процесс, фрагмент за фрагментом. С абстракцией так точно не получится: я вокруг нее хожу, прислоняю к стене, кладу на пол, стою над ней. Это похоже на танец. Кроме того, абстракция — это протест: иногда нужна храбрость все закрасить, отказаться от всех предыдущих усилий и начать заново.

КТО ДЛЯ ТЕБЯ ВООБЩЕ ЭТАЛОН? САЙ ТВОМБЛИ?

Мне нравится Твомбли и книжка Барта о нем. Недавно на учебе было задание выбрать пять любимых художников. Для меня это Ротко, Бэкон, Луиз Буржуа, Аниш Капур и дуэт Христо. Что касается Твомбли, мне очень нравится его подход. Недавно кто-то из моих друзей назвал его искусство детским, но мне кажется, все намного тоньше: его история про то, чтобы не сделать лишний жест. Для меня самое ужасное, когда работа становится перегруженной. В этот момент она умирает.

Иногда мне нужно закончить холст, я думаю об этом минут десять и понимаю, что сегодня не смогу сделать правильное касание. У Барта в тексте про Твомбли был термин «разреженность»: для меня это именно воля не притронуться к чему-то, не сделать лишнего, не перегрузить, не пытаться захватить пространство, а оставить его. Мне кажется, это очень важно в абстракции. Я очень люблю, когда в пространстве есть детали, но оно вместе с тем остается пустым для глаза: поэтому я пишу и то, за что можно зацепиться взглядом, и «нейтральную зону».

КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ТЫ ВИДИШЬ ЦВЕТА ТАК ЖЕ, КАК ОСТАЛЬНЫЕ ЛЮДИ?

Я не знаю, как видят остальные люди. Но у меня цвета синхронизированы с другими типами ощущений. Я могу слушать живую музыку только с закрытыми глазами, иначе я буду отвлекаться и что-то искать взглядом. Зато, если я закрываю глаза, то вижу сочетание цветов. Движущиеся картинки. Так бывает, когда я иду по улице. Ветер подул, легла тень, у меня что-то на душе и гудят мысли, — и все это в итоге складывается в композицию ощущений, которую я превращаю в цвета. Это очень интуитивный процесс. Думаю, что за одним цветом может быть закреплено множество значений.

Я никогда не смешиваю оттенки на палитре. Просто беру цвет из тюбика и работаю на холсте. Это тоже очень интуитивно. У меня нет заготовленной гаммы. Я не делаю выкраски, не делаю эскизы. Вот у нас в свободных мастерских преподавала Таисия Короткова…

ОНА ТВОЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ В ЭТОМ СМЫСЛЕ, МНЕ КАЖЕТСЯ. ВСЕ ЕЕ РАБОТЫ — ОТ УМА.

Было интересно у нее учиться, потому что мы очень разные, но при этом ее творчество мне нравится. И вот мы с ней разговаривали и про композицию, и про свет, и про цвет. Она проводит большую подготовительную работу к тому, чтобы работа получилась: в том числе делает несколько типов эскизов с разной тональностью. А у меня в работах — чем менее запланировано, тем лучше. Самые классные работы из серии всегда первые, всегда складываются случайно, интуитивно. А потом остальные как бы уже их догоняют.

А ТЫ ВООБЩЕ ОРГАНИЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК? Я ПРОСТО УЖАСНО НЕТ. ДЛЯ МЕНЯ ЭТО ВСЕ МУЧИТЕЛЬНО.

По природе нет. Я теряю миллион вещей, я очень рассеянная. Но работа в команде — а я работаю арт-директором — подчиненные, дедлайны, ответственность, тебя, конечно, собирает. Не могу сказать, что я бы хотела прожить так всю жизнь. Но работа делает меня более организованной: мой партнер тут же заметил, что с новой работой я стала чаще на кухне прибираться и вещи по коробочкам расставлять в ряд, чего раньше никогда не делала. Но на пунктуальность это не влияет, я все равно всегда опаздываю.

РАССКАЖИ, КАКИЕ У ТЕБЯ ОТНОШЕНИЯ С ТЕЛОМ? ПОТОМУ ЧТО КАК Я ПОНИМАЮ, У ТЕБЯ ЭТО И ЦЕНТРАЛЬНАЯ ТОЧКА ОТСЧЕТА ДЛЯ ЖИВОПИСИ, И В ИНСТАГРАМЕ ТЫ ОЧЕНЬ ЛЮБИШЬ СЕБЯ ФОТОГРАФИРОВАТЬ.

До серьезных занятий живописью я много фотографировала, и в какой-то момент стала снимать обнаженную натуру. Это было очень интересно. Я думала о том, что такое естественность для человека и его тела, рассуждала об инстинктах, рефлексах, природе. Иногда бывает сложно понять, что естественно, а что нет. И моя живопись как раз на грани.

Умение работать с собственным телом и вообще восприятие тела, которое дано нам природой, мне очень помогло освободиться внутренне. Я стала относиться к телу естественно и спокойно, научилась его слушать и взаимодействовать с ним. С живописью это тоже очень помогло, потому что я все-таки воспринимаю культуру, как какой-то репрессивный фактор. А инстинкты ему противопоставляются. И в фотографиях, и в живописных работах я рассуждаю о том, что нужно прислушиваться к себе и своим инстинктам, давать им свободу. И потом смотреть, что будет.

У ТЕБЯ ЕСТЬ ПРАВИЛА ЖИЗНИ?

Быть свободным человеком, честным с собой.

ТО ЕСТЬ, ЕСЛИ ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ, ЧТО ТЕБЕ ЧТО-ТО ОГРАНИЧИВАЕТ ТВОЮ СВОБОДУ, ТЫ ЭТО УБИРАЕШЬ?

Вся история того, как я становилась собой, связана с тем, что я от чего-то отказывалась. Для меня свобода — это, наверное, прежде всего отказ от лишнего. Поэтому да, наверное, мои правила жизни — стараться быть как можно свободнее, чище, честнее, легче. Но важно, что честнее на первом месте, а потом как пойдет.

А ТЕБЯ РАЗДРАЖАЮТ ХУДОЖНИКИ, КОТОРЫЕ КАК БЫ СТАРАЮТСЯ БЫТЬ МОДНЫМИ?

Да, конечно. Я понимаю, что нужно делать, чтобы быть модной, и тщеславие, конечно, есть во мне самой. Но, на мой взгляд, это порой убивает талант. И я не могу простить такой выбор. Если человек больше думает о фантике, то начинка становится хуже.

А ДЕНЬГИ НЕ ИМЕЮТ ВЛАСТЬ НАД ТОБОЙ?

Я зарабатываю деньги дизайном, а живопись делаю, потому что я это люблю. Возможно, когда-нибудь я стану зарабатывать живописью, но это не самоцель, мне кажется.

А КАКАЯ ЦЕЛЬ?

Делать то, что любишь, конечно. Малейшая ложь в итоге разъедает изнутри. И, если я начинаю себе врать, то могу продержаться ограниченное количество времени, но потом в мыслях проявляется такое неприятный звук, похожий на надоедливую сигнализацию автомобиля, мол «тревога, я иду не туда». С ним жить невозможно, поэтому важно себя слышать.