Где создается красота: в мастерской Всеволода Абазова в Нижнем Новгороде

УДИВИТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ ПЕРВОЕ ИНТЕРВЬЮ В СВОЕЙ ЖИЗНИ Я ВЗЯЛ У ТВОЕГО ТОВАРИЩА ПО КОМАНДЕ — У ЕРОРА ТОЙ. ЭТО БЫЛО В 2020 ГОДУ — Я ПРИЕХАЛ НА «ИННОВАЦИЮ», КОТОРАЯ ПРОХОДИЛА В НИЖНЕМ НОВГОРОДЕ, И В ПЕРЕРЫВАХ МЕЖДУ ТУСОВКАМИ И РАБОТОЙ, ПОГОВОРИЛ С НИМ. И, КАЖЕТСЯ, ЧТО ТЕПЕРЬ КРУГ ЗАМКНУЛСЯ — МЫ НАЧИНАЕМ НАШ РАЗГОВОР В ОКОШКЕ ВИДЕОЧАТА. СКАЖИ, ЧТО ИЗМЕНИЛОСЬ В ВАШЕЙ ПРАКТИКЕ ЗА ПОСЛЕДНИЕ ПЯТЬ ЛЕТ?

Если судить по внутренним ощущениям, то как будто бы ничего не меняется. Кардинальных — бытовых или художественных — изменений за эти годы не произошло. Все идет своим чередом, наша совместная практика с Ерором не сильно отличается от того, чем мы занимались лет пять или десять назад. Но мне в принципе кажется, что изменения не бывают мгновенными — они медленно и плавно зреют. Это если говорить про внутренние ощущения, в реальности же многое изменилось, та же «Барахолка» тому пример. Не представляю, чтобы мы из 2017 года сделали бы что-то подобное.

ЕРОР ТОГДА, КСТАТИ, ОПИСЫВАЛ ВАС КАК ЕДИНЫЙ ОРГАНИЗМ. ЭТО СПРАВЕДЛИВОЕ ЗАМЕЧАНИЕ И ПРО ВАШИ РАБОТЫ: В НИХ ТЯЖЕЛО ПРОВЕСТИ ТОНКУЮ ГРАНЬ МЕЖДУ АВТОРАМИ.

Так и есть. Это так называемый командный стиль. Да и сам процесс создания совместных проектов — очень тонкий: его тяжело описать словами, но там много «понимания без слов», когда во время работы над холстом можно отойти за кофе на несколько минут, оставив Ерора делать какой-то элемент, и ни капли не сомневаться, что это будет сделано хорошо. Помню, что, вернувшись однажды так с кофе, я ох*ел от увиденного — настолько это было хорошо и настолько превосходило мои представления, что оставалось только гордиться тем, что у нас так слажено. И вот на таком «немом» доверии всё и построено по большей части, как мне кажется.

МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ ТЫ СТАЛ ОТ НЕГО ПОСТЕПЕННО ОТХОДИТЬ. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ В СВОЕЙ ПРАКТИКЕ. ОДИН ИЗ ПРИМЕРОВ — ВЫСТАВКА, КОТОРАЯ ИДЕТ В СТУДИИ «ТИХАЯ». КАК ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ ПРОЦЕСС СЕПАРАЦИИ, КОГДА ДОЛГОЕ ВРЕМЯ РАБОТАЕШЬ ВМЕСТЕ?

Откровенно говоря, тяжело. Командная работа для меня всегда была ключевым моментом. Я практически во всем полагался на Ерора, отчасти потому что не был уверен в том, что делаю или думаю «хорошо». У каждого есть потребность в свободных высказываниях, которые ты не можешь позволить себе в команде. Любая команда работает в стилистических рамках, но иногда хочется довериться процессу: начать с одного, а закончить другим. В какой-то момент в этих рамках становится тесно, а маневрировать в творчестве хочется свободнее, имея возможность не привязываться ни к чему.

Практика «ТОЙ» вращается вокруг каламбуров, жаргонизмов, шуток и других языковых структур. Мы даже пишем все фирменным шрифтом. Это такая эстетика, которую необходимо поддерживать. При необходимости я пользуюсь этими инструментами, но иногда хочу работать в другом поле. Например, мне сейчас интересна скульптура, с которой я не работал раньше. Оказалось, у меня неплохо получается. Поэтому я принял решение: работа в команде — это одно, работа в одиночку — это другое. Есть в каком-то смысле потребность в «поиске себя», исследовании себя как автора. Мне кажется, впоследствии это может привести к интересным поворотам и в командной деятельности, когда я уже не буду задаваться терзающими сейчас вопросами по типу: «Кто я такой?», «Что я могу?», «Что я умею?», как это происходит сейчас у меня. За практически 13 лет командной деятельности я много раз отодвигал себя в плане реализации каких-то задумок в пользу поддержания коллективного.

ЭТО НАПОМИНАЕТ ПУТЬ НЕКОТОРЫХ МУЗЫКАНТОВ. ОНИ ОТЛИЧНО ИГРАЮТ В ГРУППЕ, НО ЗАТЕМ РЕШАЮТ СДЕЛАТЬ СОБСТВЕННЫЙ ПРОЕКТ, ГДЕ ЕСТЬ МЕСТО ДЛЯ ЭКСПЕРИМЕНТОВ. МНЕ ВООБЩЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ВАША СЕПАРАЦИЯ НАЧАЛАСЬ РАНЬШЕ — С ВЫСТАВКИ «БАРАХОЛКА», КОТОРАЯ ПРОШЛА В СТУДИИ «ТИХАЯ» В 2023 ГОДУ. НА НЕЙ ВЫ ПРЕДСТАВИЛИ СВОИ РАБОТЫ, КОТОРЫЕ ДЕЛАЛИ ПО ОТДЕЛЬНОСТИ. КАК Я ПОНИМАЮ, ЗРИТЕЛЬ ЕДВА ЛИ МОГ ПРОВЕСТИ ЧЕРТУ, ГДЕ НАЧИНАЛСЯ ЕРОР, А ГДЕ ВСЕВОЛОД.

«Барахолка» показала, что иногда совместное творчество невозможно в том виде, в котором было привычно до этого. Например, когда речь идет о создании объектов. На этой выставке, кстати, я впервые начал экспериментировать с деревом и другими материалами. В этот период у меня и произошла перенастройка: от плоского изображения я ушел к объему. Но там все равно было нечто иное, скорее подчеркивание наших «акцентов» в работе, — ведь так или иначе мы отличаемся по почерку, когда работаем в команде, хоть это может и не быть заметно со стороны. И в «Барахолке» мы это отработали за счет устройства выставки, которая имитировала блошиные рынки и изобилие объектов. Получается, доведение «командного» до максимума, когда мы не имеем совместной практики, но создали общее в итоге. Это позволило поверить в свои личные силы. В этом смысле, да, начала происходить сепарация.

КАК ВООБЩЕ ПРОИЗОШЕЛ ПЕРЕХОД ОТ УЛИЦЫ К СТУДИЙНОЙ РАБОТЕ?

Большой разницы между работой на улице и в студии я не ощущаю. В первую очередь я создаю искусство. А оно может быть воплощено в разных медиумах. Некоторые работы невозможно сделать в студии, они требуют другого пространства. И наоборот. Мне вообще кажется странным это разделение на «уличное» и «студийное». Для решения одной задачи необходимо собрать инсталляцию, а для другой — нарисовать что-то на стене. Я в первую очередь художник, я создаю искусство, — так какая разница, где я работаю? По стечению обстоятельств произошел переход: первые совместные живописные работы мы сделали на выставке "Casus pacis" в 2014 году в музее уличного искусства в Санкт-Петербурге. Там и был сформирован почерк, функционирующий до сих пор. Тогда мы поняли, что возможны более развернутые и сложные высказывания, нежели работа на улице.

А МОЖЕШЬ РАССКАЗАТЬ ПРО СВОЮ ПОСЛЕДНЮЮ ВЫСТАВКУ?

В каком-то смысле это терапевтическая история, несмотря на явно юмористический характер. Работа над этой серией помогла пережить тяжелый для меня период в эмоциональном плане. Это скорее истерический смех и попытка зашутить то, что со мной происходило. Я очень часто отшучиваюсь и крайне редко говорю на чистоту о чем-либо. Но, с другой стороны, считаю, что юмор и ироничный подход к себе и к ситуации реально могут помочь справиться с чем-либо. Ведь очень просто погрузиться в негатив и находиться в нем безвылазно, а вот научиться находить смешное… Типа если я смог над чем-то посмеяться, то это уже и не такое страшное. Но это не всегда возможно.

Еще это попытка высказаться, конечно.

МЕНЯ УДИВЛЯЕТ, ЧТО В ТВОЕМ ПОСЛЕДНЕМ ПРОЕКТЕ ЯВНО ОЩУЩАЕТСЯ ВЛИЯНИЕ ДРУГИХ ХУДОЖНИКОВ. ЗДЕСЬ ЕСТЬ ЧТО-ТО «ЗИПОВ» — ТАКАЯ КУСТАРНАЯ РАБОТА С ДЕРЕВОМ И МЕХАНИЗМАМИ. И ЧТО-ТО ОТ АНДРЕЯ МОНАСТЫРСКОГО — КАЖДАЯ ИЗ ТВОИХ РАБОТ ПРИГЛАШАЕТ К ВЗАИМОДЕЙСТВИЮ. НО ВМЕСТЕ С ТЕМ ОНИ НЕСЕРЬЕЗНЫ, ДАЖЕ В КАКОМ-ТО СМЫСЛЕ КОМИЧНЫ.

У меня нет специального образования, поэтому мое обучение искусству происходит иным образом — через общение и просмотр. Если копнуть, можно найти много параллелей и с другими авторами. Своим главным богатством и гордостью я считаю людей вокруг — тех, с кем я в близких отношениях. Каждый из них повлиял на формирование моего подхода и стиля в тот или иной промежуток времени. Еще замечаю за собой такую штуку: я часто интерпретирую под себя подход других художников, особенно тех с кем не знаком. Например, мне нравится какая-то работа, то как она выполнена, ее материал, но из-за того, что зачастую я не могу просто расспросить и понять о чем это, начинаю представлять: как бы я подходил, чтобы прийти к подобному результату, и что бы я «говорил» в том или ином медиуме. Такой подход естественно отражается на моем почерке.

Но, в целом, довольно критически отношусь к работам других — часто мне не отзывается то, что вижу. Я сильно радуюсь, когда нахожу кого-то, чьи работы мне прям нравятся. Недолюбливаю чересчур интеллектуализированные произведения, когда смыслов больше, чем самой работы. Это вызывает недоверие к автору.

ТЫ ТАК ЖЕ ОТНОСИШЬСЯ И К ЧУЖИМ РАБОТАМ?

Конечно. Часто можно наткнуться на художников, которые извилисто рассказывают о своих работах. Затем ты читаешь текст на выставке и понимаешь: ну, господи, как вы вообще к этому пришли? Это возможно из-за того, что у меня был период, когда я всё пытался объяснить с «какой-то» точки зрения, концептуализировать, а сейчас такой подход меня просто зеркалит и отталкивает. Я в шутку называю то время «школьным концептуализмом».

Но я не хочу «пудрить мозг» своему зрителю. Наоборот, хочу говорить с ним искренне и максимально просто. Главное достижение — когда получается пробиться к человеку, который максимально далек от искусства. Я уже 15 лет занимаюсь искусством, и задача сейчас — понять, где его границы для меня. Могу ли я сделать что-то еще более безумное? Странное? Всё, что я произвожу, — это искусство? Или что-то им не является? При этом постараться остаться понятным.

А КАК ТЫ САМ ОТВЕЧАЕШЬ НА ЭТИ ВОПРОСЫ?

Я не могу точно ответить, всегда ориентируюсь на внутренние ощущения. Иногда ты смотришь на работу и понимаешь: оно! Когда я приступаю к созданию новой работы, то сразу пытаюсь понять свои эмоции в моменте размышления — щелкает ли во мне что-то или нет. Кажется, что это такая бесконечная карусель из мыслей и образов. Около 50% времени в моей голове это перебирание возможных идей для работ, своего рода развлечение: чтобы не погружаться в какие-то состояния с негативным окрасом, я занимаю себя поиском идей. И вот из этого балагана мне иногда удается что-то вытащить, в чем, как мне кажется, есть искусство. Вообще взял для себя за правило стараться больше доверять ощущениям и меньше критиковать себя в моменте. Как показывает практика, из-за излишнего критицизма к себе, часто упускаю хорошие идеи из виду.

У МЕНЯ НА ЭТОТ СЧЕТ ЕСТЬ ДОВОЛЬНО РЕВОЛЮЦИОННАЯ МЫСЛЬ — НИКАКОГО РОССИЙСКОГО ИСКУССТВА НА САМОМ ДЕЛЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. ЕСТЬ РОССИЙСКИЕ ИСКУССТВА. ОЧЕВИДНО, ЧТО ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ НИЖНИЙ НОВГОРОД — ДОВОЛЬНО МОЩНУЮ ХУДОЖЕСТВЕННУЮ СЦЕНУ. КАК ТЫ САМ ВИДИШЬ СВОЕ МЕСТО?

У меня искаженное представление о себе как об авторе. У меня, как у самурая, нет цели, только путь. Куда иду — непонятно. Но очевидно, что нужно продолжать движение. Я бы предложил следующую метафору. Если российское искусство — это большой шкаф, куда встраиваются художники и коллективы, то я — небольшая тумбочка, которая шатко-валко стоит где-то сбоку. Мне кажется, привязка к географии типа «российское искусство» нужна лишь для того, чтобы описать место и время создания произведения. Искусство для меня едино.

В ТЕКСТЕ К ВЫСТАВКЕ ТЫ ГОВОРИШЬ, ЧТО ПРЕДМЕТЫ, ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ НА ВЫСТАВКЕ, СОЗДАНЫ ДЛЯ ЛЮДЕЙ. И ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК — ОНИ БУКВАЛЬНО ПРИГЛАШАЮТ ЗРИТЕЛЯ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ИМИ КАК МЕХАНИЗМАМИ. НАПРИМЕР, НАСТУПИТЬ НА ГРАБЛИ, КОТОРЫЕ ТЕБЕ ДАДУТ ОПЛЕУХУ. ИЛИ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ТАЧКОЙ, ЧТОБЫ УДАРИТЬ ДРУГОГО ЧЕЛОВЕКА. КАК ТЫ ПРИШЕЛ К ЭТОМУ?

Я часто задаюсь вопросом: а зачем в принципе нужно искусство? Ведь это нечто бесполезное. А заниматься им — значит, противоречить здравому смыслу. И эти работы — тоже, в каком-то смысле, бесполезны. Дом из них не построишь, в магазине не расплатишься, еду не приготовишь. Но мне нравится придумывать им какие-то функции, пусть даже и шутливые. Это размышление над самой природой искусства, над его функциями и целями.

И человек в этой сложной схеме появляется не просто так. Это единственное существо, от имени которого я могу говорить и размышлять. Присутствие человека сразу дает работам живость, они перестают быть мертвыми. Они становятся тебе ближе.

Я ДУМАЛ ОБ ЭТОМ, КОГДА МНЕ ПОКАЗАЛИ ТВОИ РАБОТЫ ДЛЯ «ОБЪЕДИНЕНИЯ». СРЕДИ ВСЕГО ПРОЧЕГО ТАМ ЕСТЬ ДВЕРНАЯ РУЧКА С ДЕРЕВЯННОЙ РУКОЙ. ОНА ТАК И ПРОСИТСЯ НА МЕСТО РЕАЛЬНОЙ РУЧКИ — В ДОМ, СПАЛЬНЮ, ДАЖЕ В ТУАЛЕТ. ЭТО СВОЕГО РОДА НЕПРАКТИЧНАЯ ПРАКТИЧНОСТЬ.

Работы, о которых ты говоришь, не были показаны на выставке. Но они продолжают ее логику: в какой-то степени подводят черту под этим экспериментом. Идеи, которые стоят за этими скульптурами, хорошо сработали. Но сейчас я чувствую, что пора переходить к чему-то новому. В творчестве я больше всего боюсь однообразия. Очень легко довериться той комфортной среде, которую ты сам же и создал. И работать над одной и той же темой всю жизнь. Но при необходимости я всегда оставляю себе пути отхода, чтобы вернуться к той теме, которая меня когда-то занимала. Меня, кстати, искренне удивляет, как некоторые художники идут по этому пути. Особенно когда этим занимаются мировые, уже признанные.

Я не понимаю, зачем люди загоняют себя в такие рамки. Мне в них было бы тесно. Меня даже не ограничения раздражают, а сам факт их присутствия. Искусство невозможно без свободы. А там, где исчезает свобода, начинается ремесло. Возможно, это менее комфортный путь в материальном плане. Я мог бы делать гораздо более понятные работы, чтобы легче их продавать. Но в таком случае мне бы пришлось отказаться от свободы.

А КАК НЕПОСРЕДСТВЕННО ЗРИТЕЛИ ВОСПРИНИМАЮТ ТВОИ РАБОТЫ?

Честно говоря, я не знаю. Они мало меня знают, потому что я не особо публичен. Хотя выставка в целом отзывается у разных посетителей и была тепло встречена.

А У ТВОИХ КОЛЛЕГ ПО «ТИХОЙ»? КАЖЕТСЯ, ВЫ ОЧЕНЬ СИЛЬНО ВЛИЯЕТЕ ДРУГ НА ДРУГА.

Мы работаем в одной студии, так что переклички неизбежны. Но я верю, что идеи витают в воздухе. Мы их не придумываем, но ждем, когда придет их время. Если ими не воспользуюсь я, то обязательно воплотит кто-то другой. Это происходит на протяжении всей истории: художники в разных местах по всему миру приходят к одним и тем же идеям примерно в одно и то же время.

У МЕНЯ СОЗДАЕТСЯ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ТЫ ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ХОЧЕШЬ БЫТЬ ПЕРВЫМ, КТО ПОЧУВСТВУЕТ, ЧТО ВИТАЕТ В ВОЗДУХЕ.

Как говорил мой дед: «Кто первым встал, того и тапки!».