Где создается красота: в мастерской Аси Заславской

У ТЕБЯ ОТКРЫЛАСЬ ЧЕТВЕРТАЯ ПЕРСОНАЛЬНАЯ ВЫСТАВКА В 2024 ГОДУ, ЧТО СОВСЕМ НЕ МАЛО ДЛЯ МОЛОДОЙ ХУДОЖНИЦЫ. КАК ТЫ СЕБЯ ЧУВСТВУЕШЬ?

Все проекты очень важны для меня. Я бы даже сказала, что я заложник своих проектов и интересов. Есть вещи, которые меня сильно волнуют, и которые я не могу отпустить. И когда я вижу, что есть возможность их выполнить, то они побеждают усталость и время.

ЕСТЬ ЛИ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ У ТВОИХ ПЕРСОНАЛЬНЫХ ВЫСТАВОК?

Проекты отличаются друг от друга, но одновременно в них прослеживаются связи. Например, везде много леса — в Апатитах, в Выксе, и даже на выставке в «Солодовне» появляются корни и деревья.

КАК ТЫ УДЕРЖИВАЕШЬ ВНИМАНИЕ НА ТАКОМ КОЛИЧЕСТВЕ ПРОЕКТОВ?

Все проекты были о наболевшем. Мне сложно объяснить, как получалось сохранять концентрацию — настолько хочется сделать, что придумываются варианты, как сделать так, чтобы все успеть. Происходит выброс адреналина, так что невозможно оторваться. В этом смысле я похожа на ребенка, которому безумно нравится играть.

ПОЛУЧАЛОСЬ ЛИ ОТДЫХАТЬ?

Отдыхать мне очень нужно, иначе рассеивается внимание. Если не отвлечься, не сместить фокус, то потом невозможно включиться в работу. Перед неделей безостановочной работы, мне необходимо полежать, посмотреть сериалы.

НА ЧТО ТЫ ЛЮБИШЬ ОТВЛЕКАТЬСЯ?

Очень люблю, когда приходят мои друзья, семья и знакомые. Во время общения с людьми, я могу не думать про искусство и проекты. Мне безумно интересно разговаривать с людьми обо всем. Себе самой я объясняю это как жажду жизни, поэтому невозможно строго распоряжаться своим временем. С профессией художницы есть проблема — когда занимаешься искусством, то занимаешься тем, что безумно любишь. Иногда от этого бывает тяжело, повреждается здравый смысл.

РАССКАЖИ, КАК ВСЕ ПРОХОДИЛО В МАСТЕРСКОЙ «СОЛОДОВНИ» — ПОЛУЧИЛОСЬ ЛИ ВЫСТРОИТЬ РУТИНУ?

В мастерской у меня только один проект, в который я полностью погружена. В «Солодовне» есть люди, которые сразу меня понимают: они знают на каком этапе проект, мы вместе все обсуждаем и поэтому находимся на одной волне. Например, у меня есть волнующая тема, с которой я сразу бегу делиться.

РЕЗИДЕНЦИЯ ДЛИЛАСЬ ЧУТЬ БОЛЬШЕ ПОЛУГОДА, КАК ЧАСТО ТЕБЕ НУЖНО БЫЛО ПРИХОДИТЬ В МАСТЕРСКУЮ?

Это был ненормированный график. Мне не нужно было никому докладывать, в какие дни я появляюсь или отсутствую. Но режим работы центра формировал мой график — я могла приходить в определенные промежутки времени, и это помогало, например, разграничивать проекты. Конечно, архивом Геннадия Мишенёва я тоже могла заниматься дома, но сам материал полностью находился здесь.

В «СОЛОДОВНЕ» ТЫ РАБОТАЛА С АРХИВОМ ГЕННАДИЯ МИШЕНЁВА. ДУМАЛА ЛИ ТЫ ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫЙДЕТ ТАКАЯ ВЫСТАВКА?

Когда я получила архив Геннадия Мишенёва, у меня не было мыслей о выставке. Была задача сохранить, вдохнуть новую жизнь. Я очень долго думала, кому архив может быть полезным, куда я могла бы его передать.

В КАКОЙ МОМЕНТ В ЭТОЙ ИСТОРИИ ПОЯВЛЯЕШЬСЯ ТЫ?

Мне кажется, это как в жизни — все перемешано. Там, где есть переосмысление, там я. Там, где есть мой взгляд на эти вещи. Как написала Настя (прим. ред. Анастасия Митюшина — куратор проекта) в кураторском тексте, мой художественный метод становится местами кураторским в этом проекте. На первое место выходит отбор того, что зритель должен увидеть.

ТЕБЕ КАК ХУДОЖНИЦЕ ВАЖНО НАПРАВЛЯТЬ ФОКУС ВНИМАНИЯ ЗРИТЕЛЯ?

Во многом, да, выходит плавное направление зрителя. При этом, через мою призму: «А давайте посмотрим на вот это, потому что оно безумно интересное, и потому что это может быть еще таким, и смотрите, этого никто не видел».

ИСПЫТАЛА ЛИ ТЫ ЧТО-ТО НОВОЕ В ХОДЕ РАБОТЫ В МАСТЕРСКОЙ И ПОДГОТОВКИ ВЫСТАВКИ?

Здесь есть огромная скульптура, которая выше меня. Мы делали ее вместе с командой. Еще я никогда до этого не писала доски такого большого формата и работы из серии «Фрагменты» сделаны в новой для меня технике, которая не позволяет делать ошибки, есть только один шанс нарисовать.

ЧТО ТЕБЯ ВОЛНОВАЛО БОЛЬШЕ ВСЕГО В ЭТОМ ПРОЕКТЕ?

Для меня было важно, чтобы выставка была лишена спекулятивности. Одна из целей проекта — показать то, что мы видим, но не всегда замечаем.

В МОЕЙ ГОЛОВЕ ВОЗНИКЛИ СВЯЗИ МЕЖДУ ЭТОЙ ВЫСТАВКОЙ И ДРУГОЙ, «ОДИН К ОДНОМУ», ТВОЕЙ ПЕРСОНАЛЬНОЙ ВЫСТАВКОЙ В ТУЛЕ. В ПОСЛЕДНЕМ СЛУЧАЕ ТЫ ГЛАВНЫЙ ПЕРСОНАЖ, В «СОЛОДОВНЕ» — НЕЗНАКОМЫЙ ЧЕЛОВЕК. ЧЕМ РАБОТА НАД ПЕРСОНАЛЬНЫМ ПРОЕКТОМ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ СОСТАВЛЕНИЯ ВЫСТАВКИ С РАБОТАМИ ДРУГОГО?

Это по-разному сложно. В выставке «Один к одному» половина работ уже была готова. В «Солодовне» все началось с начального капитала в форме архива и идеи. Мне не ставилось ограничение — показать архив Геннадия Петровича.

Со своим материалом работать даже легче, потому что думаешь только о себе в этот момент. В этом есть доля определенного эгоизма. Конечно, всегда есть команда площадки, кураторы, архитекторы, но в «Солодовне» еще возникают незримые соучастники, окружающие архив Мишенёва. С ними нет возможности коммуницировать и общаться, но их нужно иметь в виду.

И ТУТ, НАВЕРНОЕ, БОЛЬШЕ ОГРАНИЧЕНИЙ ВОЗНИКАЕТ.

Да, и, конечно, здесь больше ограничений возникает. Порой я стараюсь быть пристрастной, а иногда, напротив, стремлюсь к объективности.

СКЛАДЫВАЕТСЯ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ВЫСТАВКА — НЕ ПРО ИСТОРИЧЕСКУЮ ЛИЧНОСТЬ, НА ЧТО НАМЕКАЕТ, В ТОМ ЧИСЛЕ, ЕЕ НАЗВАНИЕ — «ПРИРОДА БУДУЩЕГО».

Да, выставка не совсем про память, которая про прошлое, а про память, которая про будущее: как выстраиваются алгоритмы, кто принимает решения. Название выставки «Природа будущего» — одноименна центральной инсталляции, которая выглядит как такие коробки, в которых появляются тени выбранных вещей, что мы кладем в эти коробки, в которых все попадает в будущее, и в которых все вдруг смешивается, становится единым.

ПОЯВИЛСЯ ЛИ У ТЕБЯ ОТВЕТ НА ВОПРОС — КАК ЧТО-ТО ПОПАДАЕТ В БУДУЩЕЕ?

Это случайность. Есть определенная доля удачи, труда, старания. В будущее, мне кажется, попадают все, просто в разной форме. Мы не всегда можем повлиять на то, что останется, а что исчезнет. В этой выставке много надежды, что кому-то наше настоящее будет интересным.

ЧТО НЕ ПОПАЛО НА ВЫСТАВКУ?

Огромная коллекция советских плакатов, посвященных рабочим, инструментам; очень странные плакаты лекарств; коллекция журналов «Америка» за все годы существования.

СТАРАЛАСЬ ЛИ ТЫ ОТДЕЛИТЬ СВОЮ ИСТОРИЮ ОТ ИСТОРИИ МИШЕНЁВА?

Я всегда стараюсь соблюдать определенную дистанцию. Работа в резиденциях, например, абсолютно аналогична работе с архивом, когда ты работаешь с контекстом, к которому не принадлежишь. И здесь аналогичная ситуация — важно работать бережно и в рамках чего-то допустимого. Именно поэтому по выставке видно, что мы работаем с фактами и опускаем личные сюжеты, которые нашли в архиве. У всего есть пределы.

ВСПОМИНАЕТСЯ СРАЗУ РАБОТА НА ВЫСТАВКЕ, В КОТОРОЙ ТЫ ИСПОЛЬЗУЕШЬ ЛИЧНЫЙ ДНЕВНИК МИШЕНЁВА.

Работая с художником, в определенные моменты я понимала, что он хотел показать. Например, документы, которые посвящены Кремлю, определенно хранились, чтобы однажды быть продемонстрированными. Это обезличенные предметы. Те же оценки, будучи поставленными на детские рисунки, придают им форму официального документа.

ПОЛУЧАЕТСЯ, ТЫ КАК ХУДОЖНИЦА ОПРЕДЕЛЯЕШЬ, ЧТО СТАНЕТ ИНТЕРЕСНЫМ, ТО ЕСТЬ ДЕЙСТВУЕШЬ И КАК КУРАТОР — ОТБИРАЕШЬ РАБОТЫ И НАЛАЖИВАЕШЬ СВЯЗИ. КАК ТОГДА СТРОИЛАСЬ ВАША РАБОТА С КУРАТОРОМ АНАСТАСИЕЙ МИТЮШИНОЙ: ГДЕ НАЧИНАЛСЯ ЕЕ КУРАТОРСКИЙ МЕТОД, И ЗАКАНЧИВАЛАСЬ ТЫ КАК ХУДОЖНИЦА? МЕЖДУ ВАШИМИ РОЛЯМИ ЕСТЬ ОЧЕВИДНЫЕ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ.

У нас с Настей было абсолютное понимание друг друга в как глобальных вещах, так и в мелочах. Настя понимает и формулирует вещи, которые я не замечаю, но чувствую. Или я что-то пытаюсь сделать, а Настя как бы озвучивает, что происходит. Во многих вещах она направляла меня и акцентировала внимание на конкретных фрагментах, убирала лишнее, чтобы не сбивать зрителя с толку.

ТО ЕСТЬ КУРАТОР ПОМОГАЛА И С ТЕМ, ЧТОБЫ ПОСМОТРЕТЬ НА ВСЕ ГЛАЗАМИ НЕ ПОГРУЖЕННОГО ЗРИТЕЛЯ?

Да, это очень важно, потому что иногда, погрузившись слишком глубоко, я вдруг начинала жить и существовать именно в этих контекстах, забывая о том, что есть какая-то реальность, и есть контекст, в котором пребывает зритель, не знающий деталей.

Был смешной момент, когда я подумала, что все готово. Прихожу к Насте рассказать, она смотрит на меня и говорит: «Ася, но мне кажется, ты не совсем это имеешь в виду».

ВЫ С НЕЙ БЫЛИ НА СВЯЗИ ВСЕ ТО ВРЕМЯ, ЧТО ТЫ ПРОВЕЛА В МАСТЕРСКОЙ «СОЛОДОВНИ»?

Настя включилась на стадии еще не разобранных коробок. И это было очень интересно — наблюдать, как из абсолютного нуля вдруг появляется целый проект из большого материала.

ТО ЕСТЬ ТЫ КАК БЫ ВЖИВАЛАСЬ В МАТЕРИАЛ, А НАСТЯ БЫЛА СКОРЕЕ ВЗГЛЯДОМ ИЗВНЕ?

Или наоборот. Настя мне говорила, какие фрагменты нельзя упускать из виду. Были места, в которых мне не хватало уверенности, а Настя говорила, что включить, чтобы лучше понять проект. Здесь важно взаимопонимание.

МЫ В РАЗГОВОРЕ НАЗЫВАЕМ «ПРИРОДУ БУДУЩЕГО» ВЫСТАВКОЙ, НО В КУРАТОРСКОМ ТЕКСТЕ ОНА НАЗВАНА ИНСТАЛЛЯЦИЕЙ. ТО ЕСТЬ ЭТО НЕ ВЫСТАВКА, ПОЧЕМУ?

Это тотальная инсталляция, в которой все переплетено, одно вытекает из другого. Да, части могут быть оторваны друг от друга, но вместе они становятся гораздо интереснее. В итоге все работает как цельное произведение, инсталляция и общее погружение.

КАК В ТАКОМ СЛУЧАЕ РАБОТАЮТ ЭКСПЛИКАЦИИ, КАЖДАЯ ИЗ КОТОРЫХ НАПИСАНА ТОБОЙ? ОНИ МЕТАФОРИЧНЫ И ФОРМИРУЮТ ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ НАРРАТИВ.

Это дополнительный шанс поговорить со зрителем. Конечно, произведение должно работать само по себе, но для меня важны тексты. Мне кажется, они дополняют проект. Есть несколько вариантов взаимодействия с выставкой: можно посмотреть, а можно почитать. Тексты помогают расширить оптику восприятия объектов.

ТЫ РАБОТАЕШЬ С ДОСТАТОЧНО ФУНДАМЕНТАЛЬНЫМИ ТЕМАМИ: ПАМЯТЬ, УТРАТА, ЛЮБОВЬ. КАК У ТЕБЯ ПОЛУЧАЕТСЯ СОХРАНЯТЬ ИНТЕРЕС К ТАКИМ ВЕЧНЫМ ТЕМАМ?

Мне кажется, это ровно то, из чего состоит человеческая жизнь. Есть ли что-то еще кроме памяти?

ЕСТЬ СМЕРТЬ.

Мне интересно то, что меня окружает. В таком случае, меня окружают любовь и смерть. Каждый раз, когда у меня возникает какой-то вопрос, на который я пытаюсь найти ответ — рождается новый проект. Поэтому неинтересных проектов нет.

ТАКИЕ ВЕЧНЫЕ ТЕМЫ КАК ПОКИНУТЫЙ ДОМ, СВАДЕБНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ, ХРУПКОСТЬ ЧУВСТВ БЬЮТ В САМОЕ СЕРДЦЕ СИЛЬНЕЕ ВСЯКОЙ ТЕОРИИ. КАК У ТЕБЯ ПОЛУЧАЕТСЯ СОЗДАТЬ ТАКОЙ ЛАКОНИЧНЫЙ ВИЗУАЛЬНЫЙ ЯЗЫК, КАК ТЫ ПРИНИМАЕШЬ РЕШЕНИЕ, ЧТО ВЗЯТЬ В РАБОТУ, А ОТ ЧЕГО ОТКАЗАТЬСЯ?

Работа «Люблю» придумывалась на протяжении 7 лет. Уравнение было придумано, но я искала для нее форму. У меня было несколько вариантов, но все было недостаточно емко, чтобы потратить на создание работы время и силы. Внутренне я всегда понимаю, когда идея недостойна того, чтобы тратить на нее время. Это же время, когда ты можешь спать, есть, гулять.

ПОЧЕМУ ТЫ СТРЕМИШЬСЯ К ЛАКОНИЧНОСТИ?

Я хочу, чтобы идея была сформулирована на универсальном языке. При этом, все работы разные — какие-то возникают как вспышки, сразу в виде конкретной идеи, а какие-то созревают годами. Меня может мучить какая-то тема, и я буду пытаться найти форму, чтобы скорее понять происходящее. Проект — это своего рода способ понять какие-то процессы и вещи.

ТО ЕСТЬ ТВОИ РАБОТЫ ОТВЕЧАЮТ НА КАКОЙ-ТО ЗУДЯЩИЙ В ТЕБЕ ВОПРОС?

Да, на эти вопросы можно отвечать как очень быстро, так и очень медленно. Мне важно найти волнующий меня нерв в теме, с которой я работаю. Это как наткнуться на загадку и искать для нее ответ.

ЧТО СТАЛО ЗАГАДКОЙ В СЛУЧАЕ ГЕННАДИЯ МИШЕНЁВА? ЧТО БЫЛО ТАКИМ НЕРВОМ ДЛЯ ТЕБЯ?

Целая жизнь, ее цельность и абсолютно бесконечное разнообразие. Выставка стала для меня попыткой осмыслить и понять множество разных тем.

ЕСТЬ ЛИ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ МЕЖДУ ТВОЕЙ АРХИТЕКТУРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТЬЮ И МИШЕНЁВЫМ?

Между нами есть пересечения: он был художником, дизайнером, а в его работе было много архитектурного. Здесь я вижу абсолютное совпадение, ведь и то и другое является ремеслом. Многое может измениться, но что-то остается неизменным и связывает всех художников между собой, уравнивает их вне зависимости от контекста.

В ИНТЕРВЬЮ, КОТОРОЕ ТЫ ДАЛА 4 ГОДА НАЗАД, ТЫ ГОВОРИШЬ, ЧТО ТЕБЕ СТРАШНО ОСТАНОВИТЬСЯ НА ЧЕМ-ТО ОДНОМ. ЧТО ИЗМЕНИЛОСЬ С ТЕХ ПОР?

Я сильно переживала, что у меня нет конкретного стиля. Я переживала, что работаю с разными медиумами, материалами, темами. Сейчас я понимаю, чем больше будет работ, тем больше будет видно связей между ними. Если посмотреть на два проекта, сделанные в разных техниках, то связи, возможно, будут неуловимы, но если посмотреть на 20 проектов, сделанных одним человеком в разных техниках, то точно обнаружится что-то, что выдает автора.

КАК БЫ ТЫ СЕЙЧАС ОХАРАКТЕРИЗОВАЛА СВОЙ ВИЗУАЛЬНЫЙ СТИЛЬ?

Это минималистичная четкость высказывания. Стремление разговаривать универсальным языком, понятным человеку как с бэкграундом, так и без него.

УШЛИ ЛИ ИЗ ЭТОЙ ФОРМУЛЫ ЗЕРКАЛА? НАСКОЛЬКО Я ПОМНЮ, ТЫ ЧАСТО О НИХ РАНЬШЕ ГОВОРИЛА.

Нет, зеркала никуда не ушли. Я тоже думала, почему практически не работаю с ними, но сейчас поняла, что использую их гораздо чаще, чем раньше. Когда-то в моих проектах зеркало было медиумом, а сегодня я использую его как средство для создания объекта: когда я рисую, то абсолютно на все смотрю через отражение. Это дает мне возможность взглянуть на объект чужими глазами.

ТО ЕСТЬ ЗЕРКАЛО УШЛО ЗА…

За кулисы.

А НАД ЧЕМ БЫ ТЫ ЕЩЕ ХОТЕЛА ПОЗЖЕ ПОРАБОТАТЬ?

Меня интересует сейчас процесс, темпера и металл.