Кто это придумал: знакомьтесь, отдел дизайна фонда V–A–C
Скажем честно, классный дизайн мы любим не меньше, чем удачную картину молодого художника и знаем, какой огромный труд стоит за, казалось бы, простыми решениями. Стараемся следить за лучшими дизайн-концепциями и командами, которые их создают.
На этот раз рассказываем про то, как устроен отдел дизайна фонда V–A–C и почему ребята решили не играть с модными глитч-эффектами, а стали развивать не самый очевидный визуальный стиль для самой масштабной культурной институции в городе. Леша Крицук и другие участники дизайнерской команды рассказали о том, как возникла эта дизайн-концепция и почему она называется «диаграмматическим языком», о минусах работы с большими брендами и том, почему определение «красивый» для хорошего дизайна — это не похвала.
ЛЕША КРИЦУК
Руководитель отдела дизайна фонда V–A–C
КАК ПРОИСХОДИТ РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ЗАДАЧ ВНУТРИ ВАШЕЙ КОМАНДЫ?
Моя команда — это моя большая гордость. Это все очень разные люди, но мы работаем вместе и я надеюсь... Да нет, я в общем-то уверен, что все мы понимаем, что мы делаем и почему именно так.
На самом деле, у нас нет каких-то четко выраженных ролей. Помимо работы с диаграмматическим языком все ребята задействованы в издательской программе. Для них книги являются в общем-то первоочередным стимулом. Но есть, скажем, Олеся Воронина, которая больше работает с анимированием языка. Она по сути единственный человек, который превращает статичный язык в движущийся. Но помимо этого сейчас она разрабатывает дизайн одной новой книги. Или вот совсем недавно мы с Ксюшей Дубровской решили, что она будет больше заниматься соцсетями. В общем, действительно, четкого деления обязанностей у нас не существует.
ВАШ ДИЗАЙН — ЭТО ВОПЛОЩЕНИЕ ЧИСТОЙ ФУНКЦИОНАЛЬНОСТИ?
Не все столь догматично. Взять, например, навигацию по зданию. Этот проект еще находится в разработке и до конца не реализован, но тем не менее во всех наших обсуждениях мы хотели уйти от концепции аэропорта, где все элементы как бы призваны направить человека и предоставляют слишком много запрограммированных выборов. Для нас же важно, чтобы навигация позволяла людям действовать самостоятельно. К примеру, зачем диктовать человеку, что он должен подняться по лестнице — может быть, он хочет остаться внизу. В любом случае, весь наш язык — он точно все-таки не про красоту.
А РАЗВЕ В ЛАКОНИЧНОСТИ И ЯСНОСТИ ФОРМ ВАШЕГО ДИЗАЙНА НЕТ КРАСОТЫ?
Я в целом считаю, что в отношении дизайна определение «красивый» — не комплиментарно. И само по себе понятие «красоты» — невероятно субъективное: кому-то красиво, кому-то нет. Мне не хочется думать такими категориями.
ВОЗМОЖНО ЛИ В ВАШЕМ ДИЗАЙНЕ ОБНАРУЖИТЬ КАКОЙ-ТО ЭЛЕМЕНТ ЮМОРА?
С разными аспектами диаграмматического языка работают сразу несколько человек. Есть определенный кайф в том, что внутри команды мы его очень по-разному понимаем. Допустим, я невероятно серьезный человек и, соответственно, все, что я буду создавать с помощью этого языка, будет невероятно серьезным. А кто-то другой постарается в рамках этого языка пошутить. То есть важно воспринимать этот набор визуальных элементов именно как живой язык. Например, на русском мы можем разговаривать на очень серьезные темы, а можем непринужденно шутить и веселиться.
ИЗ ЧЕГО, ПО-ТВОЕМУ, ДОЛЖНА СОСТОЯТЬ СОВРЕМЕННАЯ ДИЗАЙН КОНЦЕПЦИЯ?
До сих пор для создания узнаваемости все в первую очередь думают о логотипах. Мне очень не нравится концепция логотипов — я считаю, что это совсем устаревшая практика. В нашем современном мире это должно уже решаться иначе: идентичностью. Какое-то клеймо странно воспринимать как идентичность.
Для V–A–C был создан собственный язык. В нашей команде очень разные люди и, соответственно, язык постоянно пополняется новыми словами или акцентами. Это живой инструмент. У нас по сути нет какого-то четкого свода правил, которых необходимо придерживаться. И если совсем упростить — все правила сводятся к соотношению толщины линий по отношению к размеру шрифта и тому, как близко линия должна подходить к знаку. Все. А дальше мы — каждый по-своему — интерпретируем переданную информацию.
Я считаю, что в каждой работе нужно отталкиваться от контекста, нужно понимать, с кем ты работаешь. Иначе мы приходим к тому, что нет никакой разницы между оформлением банка и культурной институции. Если руководствоваться только трендами — это будет совершенно пластмассовая история, которую придется менять ежегодно или еще чаще.
ДИЗАЙН БУДУЩЕГО — КАКИМ ОН БУДЕТ, НА ТВОЙ ВЗГЛЯД?
Я надеюсь, что настанет время, когда люди начнут отказываться от логотипов и будут искать альтернативные решения для узнаваемости. Меня, например, очень впечатляет дизайнерская работа, проведенная в галерее Marres в Нидерландах. Хочется больше видеть таких странных радикальных решений.
ПВМ «ШТУК»
отдел дизайна фонда V–A–C
Стоит начать со знакомства. Мы — отдел дизайна фонда V–A–C. ПВМ «ШТУК» — неформальное название нашего отдела. Его нам подарила коллега, когда-то представившая команду (на тот момент состоявшую из двух человек) как «это Леша и Даня, они занимаются производством всяких маркетинговых штук». Спустя пару минут над столом была повешена табличка «Департамент ПВМ „ШТУК“».
Сейчас в нашем отделе работают:
Маша Виноградова
Олеся Воронина
Кирилл Горбунов
Лиза Данилычева
Ксения Дубровская
Вася Кондрашов
Леша Крицук
Степа Липатов
Катя Лупанова
Также ранее в команде состояли:
Софья Ахметова
Юра Кузнецов
Маша Лях
Даня Харченко
У ФОНДА V–A–C ОЧЕНЬ УЗНАВАЕМЫЙ ВИЗУАЛЬНЫЙ ЯЗЫК, НО ПРИ ЭТОМ ОН ДОСТАТОЧНО ЛАПИДАРНЫЙ И СТРОГИЙ. КАК ВАМ КАЖЕТСЯ, В ЧЕМ ПРЕИМУЩЕСТВО ТАКОГО РЕШЕНИЯ В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОГО ДИЗАЙНА?
ПВМ «ШТУК»: Свой визуальный язык мы называем диаграмматическим. Разработала его нидерландская студия Experimental Jetset. В основе этой визуальной системы лежат различные связи — между фондом V–A–С, проектами, локациями, временем, именами и т.д. Но лапидарность «диаграмматики» — лишь кажущаяся, лапидарным можно было бы назвать стиль, скажем, TATE. Он сильно запрограммирован и не требует участия дизайнера по сути. Достаточно обладать базовыми навыками работы с Adobe. Диаграмматический же язык невероятно вариативен. В каждом случае мы отталкиваемся от контекста, а запрограммированы лишь соотношения букв и линий.
К вопросу об актуальных трендах и новых технологиях: сложно представить правильным решением для фонда V–A–C опираться на какие-то временные эффекты. Нам скорее нужна такая «проволочная» структура — словно стержень, на который нанизывается визуальность разных проектов. Такой чистый, обнаженный до логики графический язык позволяет рассказать о сложных вещах простыми способами.
ЛЕША: Я бы не сказал, что наш дизайн совсем минималистичный, но в нем действительно заложены наши попытки отказа от изображений и попытки сосредоточиться только на графике и на тексте. И еще избегание цвета, то есть это все такая черно-белая или бело-черная история. По-моему, это просто все очень ново для Москвы, которая в целом сама по себе пестрит. Мне кажется, понять, насколько это хорошо работает, мы сможем только через какое-то время.
НА ВАШ ВЗГЛЯД, НУЖНО ЛИ ПОЛУЧАТЬ СПЕЦИАЛЬНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ СТАТЬ ДИЗАЙНЕРОМ?
КИРИЛЛ: У меня 4 неоконченных.
ВАСЯ: У меня чуть больше. Но в целом я разочарован в образовании.
ЛЕША: У нас у всех разное образование. Например, мое первое совершенно не связано с нынешней профессией (МИРЭА, факультет электроники). Помимо этого я учился в ВАШГД (Высшая академическая школа графического дизайна. — Прим. ред.), и это было здорово, но в первую очередь потому, что весь процесс был по сути самоорганизован.
СТЕПА: Слава богу, плохой институт не является приговором для дизайнера, а хороший не является гарантией. Трудолюбие и интерес важнее диплома.
КСЕНИЯ: Сам факт наличия образования еще ничего не говорит о взглядах человека на мир, его характере мышления и эстетических предпочтениях. Опыт показывает, что есть много крутых ребят, которые не учились на дизайнеров, но делают потрясающие проекты. Кругозор, любопытство, желание и усердие — эти пункты как будто бы важнее, чем наличие специализированного диплома.
ЛИЗА: Так вышло, что я — координатор с неоконченным дизайнерским образованием, поэтому глядя на ребят могу лишь сказать, что это тот случай, когда большее значение имеют практика и вовлеченность. Мне кажется, дизайнер должен хотеть работать с визуальным. Это не то, чем стоит заставлять себя заниматься. Соответственно, образование здесь скорее вторично, хоть и позволяет структурировать теоретическую базу.
КАТЯ: На мой взгляд, в образовании важна не столько сама институция, сколько среда, в которую попадаешь. В Полиграфе разговоры с однокурсниками дали мне гораздо больше знания и понимания, чем любая из лекций. И каждый раз отправляясь за новыми знаниями я искала сообщество единомышленников, а не расписание занятий. Другое дело, что в институции с качественной программой и сильным преподавательским составом шансов найти неравнодушных людей больше. Для меня окружение является образующим — не так важно, где оно локализуется, в ВАШГД или в домашнем киноклубе.
КАК, НА ВАШ ВЗГЛЯД, ДИЗАЙНЕРУ СОХРАНЯТЬ СВОЮ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ В УСЛОВИЯХ РАБОТЫ В БОЛЬШОЙ КОРПОРАЦИИ? ВАЖНО ЛИ ВООБЩЕ ДЛЯ ДИЗАЙНЕРА СТРЕМИТЬСЯ К СОБСТВЕННОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ?
ЛИЗА: В фонде у ребят достаточно пространства для самовыражения, каждый отдельный дизайнер вносит в «диаграмматику» свою идентичность, оперируя предоставленным инструментом.
СТЕПА: Я думаю, что фонд стоит не между «Петелинкой» и Nike, а скорее между «Гаражом» и Пушкинским, то есть является культурной институцией, а не корпорацией. Не в обиду «Петелинке», у культурных институций достаточно проблем. За индивидуальность нужно бороться. Если противник больше тебя, нужно хитрить, обманывать, брать заложников.
КАТЯ: Не думаю, что индивидуальность — это что-то ценное, скорее, вредное. Кажется важным не принимать надолго форму ни одного из проектов, с которыми работаешь, постоянно взаимодействовать с разнонаправленными инициативами (любыми) и переключаться между ними. Это не имеет отношения к индивидуальности, напротив, позволяет ее не обрести и оставаться текучим.
СУЩЕСТВУЕТ ЛИ КАКОЙ-ТО ПЛАН ОТНОСИТЕЛЬНО ТОГО, КАК ДОЛГО БУДЕТ ФОНД V–A–C ПРИДЕРЖИВАТЬСЯ СВОЕЙ ДИЗАЙН-КОНЦЕПЦИИ?
ПВМ «ШТУК»: Визуальному языку нужно достаточно много времени, чтобы разогнаться и добиться узнаваемости. В России, к сожалению, практически нет примеров устоявшегося и успешного дизайна. Даже «Стрелку» нельзя считать перманентной, она довольно сильно менялась. Хорошим примером постоянства в дизайне можно назвать ММОМА. В нашем случае плана не существует, плывем по течению.
МОГЛИ БЫ ВЫ ДАТЬ СОВЕТЫ НАЧИНАЮЩИМ ДИЗАЙНЕРАМ, КОТОРЫЕ МЕЧТАЮТ РАБОТАТЬ С БОЛЬШИМИ БРЕНДАМИ?
СТЕПА: Если вы студент и хотите делать классный дизайн, не нужно работать с большими брендами. По моему опыту, многие российские студенты были бы счастливы поработать с международными корпорациями (Nike, adidas — что может быть лучше). В европейских образовательных учреждениях, напротив, такое сотрудничество скорее вызывает вопросы и критику. Например, в голландской академии, где я учился, многие студенты активно интересовались несправедливостями и преступлениями, которые нередко скрываются за деятельностью крупных брендов. Когда в Амстердаме открылся первый Uniqlo, в течение нескольких месяцев после запуска почти каждый день у магазина кто-то стоял в пикете, что для меня стало большим сюрпризом.
НА ВАШ ВЗГЛЯД, СУЩЕСТВУЕТ ЛИ СЕЙЧАС РУССКАЯ ШКОЛА ДИЗАЙНА? МОЖНО ЛИ УЗНАТЬ РУССКИХ ДИЗАЙНЕРОВ В МЕЖДУНАРОДНОМ КОНТЕКСТЕ?
ЛЕША: Интересно, что на Западе гораздо больше интересуются нашим графическим наследием, нежели в России.
ОЛЕСЯ: Многие российские школы ориентированы на европейский дизайн: количество полученной мной в институте информации про Баухаус заметно превышает объем информации, скажем, про ВХУТЕМАС, поэтому есть ощущение, что весь русский дизайн стремится быть европейским, теряя свои корни.
ВАСЯ: Единственный человек, возвращающий нам память о наследии — Владимир Кричевский. Все остальное — в лучшем случае напоминает селфи с трупами.
ЧТО ВАМ БОЛЬШЕ ВСЕГО НРАВИТСЯ В РАБОТЕ ДЛЯ ФОНДА V–A–C?
СТЕПА: Время обеда!
ПВМ «ШТУК»: Фонд, помимо прочего, имеет свою издательскую программу, оформление которой вынесено за пределы диаграмматического языка. Для всех нас работа над книгами — особое удовольствие.
ЛИЗА: Благодаря Леше, у нас отличная команда и здорово быть ее частью!
В КАКОМ СООТНОШЕНИИ В ВАШЕЙ РАБОТЕ СОСУЩЕСТВУЮТ ТВОРЧЕСТВО И РУТИНА?
КАТЯ: Когда вижу слово «творчество», представляю, как кто-то вырезает из цветной бумаги открытку маме на восьмое марта. В этом контексте наше рабочее время состоит на сто процентов из рутины: обсуждения, переписки, макетирование, согласования и правки.
ЧТО ЛЕЖАЛО В ОСНОВЕ ЛУЧШИХ ДИЗАЙН-КОНЦЕПЦИИ ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ?
СТЕПА: Если речь о графических стилях, то я считаю, что важнее концепции то, кто затем развивает стиль. Хороших живых стилей мало, многие не понимают, что для этого нужна внутренняя команда дизайнеров, которая каждый день будет его применять и обогащать, а «дизайн-концептов» и всяческих презентаций вокруг навалом. Гениальный «дизайн-концепт» + текучка кадров = плохой стиль. Недостаточно купить сапоги, их нужно еще носить, и желательно, чтобы они при этом были удобными и выглядели эффектно. Я завидую редким музеям, театрам, фестивалям, у которых богатые, живые стили, которые со временем становились только сильнее. В итоге это не просто набор плакатов и пригласительных, а результат какой-то продолжительной гармоничной, счастливой жизни, сотрудничества. И это не получится симулировать.