«Мастерская — это пространство тишины»: спецпроект с мастерскими Музея современного искусства «Гараж». Часть 1
Редакция журнала «Объединение» запускает спецпроект, в котором расскажет о резидентах Мастерских Музея современного искусства «Гараж». О том, как в пространстве на ВДНХ работают художницы и художники, приехавшие в Москву из других городов и стран, мы рассказываем в серии интервью с ними, а также — в отдельном видео.
Первая часть — разговор с Анной Таганцевой, Алексеем Булдаковым, Никой Черняевой и Александрой Павловской о новых проектах, влиянии мастерской на художественную практику и о том, что вдохновляет и волнует их сегодня.
Вторую и третью части спецпроекта читайте в журнале «Объединение».
Анна Таганцева
НАД ЧЕМ ТЫ РАБОТАЕШЬ В МАСТЕРСКИХ «ГАРАЖА»?
У меня нестандартная ситуация: моя резиденциях разбита на несколько частей. Я заехала зимой, потом уезжала на учебу в Вену, затем вернулась. Сейчас продолжаю работу над проектом для Garage Digital. Она, конечно, очень затянулась, но сейчас осталось только завершить звуковую часть и понять, как проект экспонировать.
Кроме этого, доделываю работы, которые начала в резиденции в Казани. Проект во многом вдохновлен материалами архива о Булате Галееве и НИИ «Прометей», который занимался разработкой светомузыкального оборудования. Выставка будет в ноябре, так что работа идет довольно активно.
Есть еще несколько живописных серий, которые я делаю в свободном формате. Я часто работаю над несколькими сериями, иногда собираю проекты по году, просто понемногу их делаю. Еще, как ни странно, разбираю свои старые архивы для «Гаража» и работаю с текстом. В этом плане тут очень подходящая атмосфера. Думаю это связано с расположением. Мастерские находятся на ВДНХ — это не самое центральное место Москвы, но у него есть свой флер, который помогает немного замедлиться.
Мне нравится, что около мастерских есть лес и парк: в любой момент можно выйти из студии и переключиться на советский романтизм и образы советской Москвы будущего.
ПОМИМО ТОГО, ЧТО ТЫ ХУДОЖНИЦА, ТЫ ЕЩЕ И ПРЕПОДАВАТЕЛЬНИЦА. КАК ЭТА РОЛЬ ДОПОЛНЯЕТ ИЛИ МЕНЯЕТ ТВОЮ ХУДОЖЕСТВЕННУЮ ПРАКТИКУ?
Я довольно рано начала заниматься искусством, но это еще не был, конечно, формат осознанной работы. Тем не менее, уже лет с 18 я была вовлечена в какие-то организационные проекты: сама делала выставки, концерты, стремилась создать собственную среду.
Идея создать свою галерею и образовательный проект давно витала в воздухе. И как-то органично сформировалась. Я думаю, эти два проекта проявили себя как полноценные факторы художественной среды. Это не может не радовать, когда видишь, что то, что ты делаешь действительно меняет общий ландшафт.
Мне кажется, это изменило и подход к моей художественной практике. Сейчас я больше работаю с ассистентами или с людьми, которые помогают реализовывать мои проекты. Стала спокойнее относиться к делегированию, и это позволяет осуществлять разные проекты, в том числе и в роли куратора.
ИНТЕРЕСНО, ЧТО ПРАКТИКА ПРЕПОДАВАНИЯ ПОМОГЛА ТЕБЕ ЕЩЕ И НАУЧИТЬСЯ ДЕЛЕГИРОВАТЬ. ЗНАЮ, ЧТО ДЛЯ МНОГИХ ХУДОЖНИКОВ И ХУДОЖНИЦ ЭТО ПРОБЛЕМА.
Это сложно, но все-таки, когда мы передаем кому-то работу, то можем сделать больше. Делегирование — это история про синергию, про продуктивную совместную работу и про новый опыт от других людей. И когда мы делаем совместные проекты, то всегда можно сделать больше и интересней.
Однажды я прочитала, что если ты серьезно относишься к своему делу, то будешь просить о помощи. Ты же не будешь делать сам себе операцию, а обратишься к хирургу. И чтобы построить дом, скорее всего, пойдешь к строителю или архитектору. На меня сильно повлияла эта мысль. Сейчас у меня нет постоянного ассистента, но я охотно включаю в свои проекты других людей и обращаюсь за помощью.
В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ, КАЖЕТСЯ, ТЕМЫ В ТВОЕЙ ПРАКТИКЕ СИЛЬНО ИЗМЕНИЛИСЬ. МОЖЕШЬ РАССКАЗАТЬ, ЧТО ТЕБЯ ИНТЕРЕСУЕТ КАК ХУДОЖНИЦУ?
В моей работе могут быть разнообразные медиа: изображения переходят из объектов в картины или цифровые форматы. Поэтому, например, в проекте с цветами я использую простой символ, простые объекты. В скульптурах тоже применяю простые формы, стараюсь убрать пластичность: мне кажется, что, например, форма квадрата очень удобна для человека. Мы легко можем его собрать, соединить с чем-то. С помощью таких простых вещей можно находить более сложные идеи и дополнительные смыслы.
Мне нравится немного путать карты: находить дополнительные смыслы в чем-то простом. Цветы и их изображения — это очень простой символ, и мне интересно, как еще по-новому или по-другому его можно сегодня считывать. Легко работать с понятно драматическими образами и нарочито серьезными темами. А вот брать что-то на первый взгляд простое и рассматривать это под другим углом, не уничтожая содержащуюся простоту, кажется мне интересным.
Но это далеко не все с чем я работаю, меня еще очень вдохновляют архитектурные формы, дизайн и переходные стили в истории искусств. Ну интерес к религии, сакральности и теософии все же присутствует, но, мне кажется, сейчас я немного по-другому работаю с этой темой.
ПОДЕЛИСЬ ОДНИМ ФИЛЬМОМ, КНИГОЙ, ВЫСТАВКОЙ ИЛИ РАБОТОЙ ДРУГОГО ХУДОЖНИКА, КОТОРАЯ ТЕБЯ ОСОБЕННО ВДОХНОВИЛА НЕДАВНО.
Я очень люблю фильм «Сны» Акиры Куросавы. Часто его рекомендую.
Алексей Булдаков
НАД ЧЕМ ВЫ РАБОТАЕТЕ В МАСТЕРСКИХ «ГАРАЖА»?
Последние несколько лет я работаю с таким материалом, как бактериальная целлюлоза. В народе это называется чайный гриб. Это симбиотический организм, который производит целлюлозу, то есть бумагу. Я делаю из нее скульптуры.
Для той бумаги и картона, к которым мы привыкли, требуются плантации, монокультурные земледелия, которые разрушают природу. Например, чтобы получить пачку бумаги для принтера, нужно поле хлопка, нужно убить все растения, всех насекомых, всех птиц, всех животных, чтобы его вырастить. А в моем случае бумага — это продукт жизнедеятельности бактерий. Они плетут себе паутинку, чтобы было удобнее жить, по-научному это называется медузомицет — я называю это просто медузой.
В мастерских «Гаража» у меня своя ферма бактериальной целлюлозы, которую я называю фермой медузы. Этот материал продукт ферментации. Ферментация или закваска использовалась древними людьми как аллегория психической трансформации человека под воздействием идеи. «Царство небесное подобно закваске» из Евангелия, например. Мне интересно найти связь между архаическим и современным. Этот материал позволяет вернуться во время, когда возникло искусство. Например, есть ацтекское божество Ксипе-Тотек, которое было центральной фигурой кровавого культа. Его имя переводится как «бог без кожи» или «освежеванный бог». В жертву ему приносили человеческую кожу. Бактериальная целлюлоза настолько напоминает кожу животного, что с помощью нее можно обмануть злого бога, — тогда и люди останутся целы и боги сыты. Первобытное искусство было попыткой успокоить или ритуализировать внутривидовую агрессию. Эту функцию оно сохранило и в античности, когда театр позволял зрителям преобразовать агрессию в безопасную форму, прожить травму, испытать катарсис.
Это особенно актуально сегодня, когда все «хорошие» люди объединяются чтобы убить всех «плохих». Этот цикл насилия повторяется в истории, и христианство пыталось его разорвать
ЧТО ДЛЯ ВАС ЗНАЧИТ ПРОСТРАНСТВО МАСТЕРСКОЙ? НАСКОЛЬКО ОНА ВАЖНА ДЛЯ ВАС КАК ДЛЯ ХУДОЖНИКА?
Мастерская, безусловно, необходима. Выделенное пространство для работы важно так же, как и отдельные зоны для сна и приема пищи. Для меня весь художественный мир начинается и заканчивается в мастерской. За ее пределами я, честно говоря, не совсем понимаю, что происходит. Мастерская — это важное, интимное место. Однако мастерскую в «Гараже» я не могу назвать своим интимным местом, потому что это временное пространство, резиденция.
Однако все задачи здесь удается выполнять. Здесь даже не заводятся мухи: обычно чайный гриб привлекает дрозофил, и в других местах мне приходится бороться с ними с помощью липких лент, которые висят повсюду. Здесь этого не требуется, и мне это очень нравится. Единственное, это скоро закончится, и мне придется искать новое место для моей фермы. В результате работы в этой мастерской будет организована выставка в галерее XL в конце октября.
ВЫ ХУДОЖНИК С ОБРАЗОВАНИЕМ АНТРОПОЛОГА, И ВАШИ ПРОЕКТЫ ЧАСТО СОВМЕЩАЮТ В СЕБЕ ЭТИ ДВЕ СФЕРЫ. КАК ОДНО ДОПОЛНЯЕТ ДРУГОЕ В ВАШЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ?
Как антрополог я исследую тему межвидового альтруизма у людей — это забота о представителях других видов в ущерб себе. Такое поведение особенно распространено в сообществах стихийной городской зоозащиты. Например, когда находят и спасают котят, собирают деньги на их содержание и пытаются пристроить в добрые руки. Этот процесс обрастает фольклором и включает в себя элементы ритуальности, представляя собой архаический культ гостеприимства, хоть и в неосознанной форме. Аналогичные действия можно наблюдать и по отношению к голубям, когда люди приносят им еду, формируя своеобразные голубиные пастбища в городе.
Такие действия часто направлены на инвазивные и одичавшие виды, которые с точки зрения санитарных норм нарушают порядок и могут быть переносчиками заболеваний. Например, в США заботятся о енотах, на Курильских островах и Сахалине — о большеклювых воронах, которые также являются инвазивными видами. Это пример контрадаптивного поведения, когда человек действует вопреки своей адаптации. Если рассматривать выживание наиболее приспособленных как основной драйвер эволюции, то такое поведение можно считать ошибкой, сбоем программы.
Наука не может объяснить все многообразие человеческого поведения, и я не являюсь слепым приверженцем научных догм. Научная истина — это всего лишь результат договора ученых. Ее ценность в том, что люди смогли договориться. Но этот договор не может учитывать всех фактов и отражать реальность, всегда останутся пустоты. Человек и другие животные часто совершают контрадаптивные действия, которые сразу классифицируются как, например, генетический дрейф, избыток родительского инстинкта или влияние паразита или вируса. Но на самом деле одна из основополагающих способностей человека — забота о чужаке, о страннике. В религиозных традициях, включая иудео-христианскую, гостеприимство считается добродетелью. Например, грех Содома состоял в том, что его жители не приняли странников и проявили агрессию.
Сообщества стихийной зоозащиты существуют во всех крупных городах мира, где люди кормят кошек и голубей. Это глобальный культ. В своих путешествиях я общался с этими людьми, брал у них интервью, хотя это обычно закрытые и подозрительные сообщества. У меня нет официальных академических регалий, я не могу сказать, что представляю известный университет, и у меня нет антропологических навыков шпионажа. Однако у меня накопилась большая база интересных историй. Мои работы в рамках проекта «Лаборатория городской фауны», или просто «Городская фауна», направлены на исследование и оформление культа межвидового альтруизма. Ферментация — это тоже форма межвидового гостеприимства – добровольное «самозаражение». Хотя эти бактерии и те, что у нас внутри, хотят дружить.
ПОДЕЛИТЕСЬ ОДНИМ ФИЛЬМОМ, КНИГОЙ, ВЫСТАВКОЙ ИЛИ РАБОТОЙ ДРУГОГО ХУДОЖНИКА, КОТОРАЯ ВАС ОСОБЕННО ВДОХНОВИЛА НЕДАВНО.
Мишель Серр — автор, которого ассоциируют с французским постконцептуализмом. Серр обладает потрясающим стилем письма: он не использует специальных терминов и легко пишет о сложных темах. На русском языке можно найти «Договор с природой», где Серр предлагает дать политические права природным стихиям, включив их в общественный договор.
В последнее время я в основном обращаюсь к древнему искусству, а не к современному. Но в современном искусстве мне близок Пьер Юиг. Ему удается создать такую среду, в которой человек чувствует себя исключенным, где природа живет по собственным законам.
Ника Черняева
НАД ЧЕМ ТЫ РАБОТАЕШЬ В МАСТЕРСКИХ «ГАРАЖА»?
Здесь я возвращаю себе себя и вспоминаю, каково это — находиться в состоянии творческого спонтанного потока, связь с которым я на время теряла. В 2022 году у меня, как и у многих, произошел своего рода кризис. Я как будто бы поставила запрет на радость, стала строже к себе относиться, и постепенно из работы начали уходить важные элементы — легкость и спонтанность. Раньше я не осознавала их ценность, и только потеряв эти секретные ингредиенты, поняла, что для моего творчества они были ключевыми.
Сейчас я сознательно стараюсь вернуть это состояние. Не ставлю себе конкретных целей, не принуждаю продолжить старые серии, меньше контролирую происходящее — просто работаю с тем, что в моменте кажется интересным, открываясь новым идеям и наблюдая за процессом. Пока прошло всего три месяца моей резиденции, но я уже замечаю, что постепенно начинает складываться новый тип диалога с пространством — как в широком смысле, так и с тем конкретным местом, где находятся мастерские.
ВДНХ — странное и интересное место, которое я раньше не изучала так глубоко. Оно дает много подсказок, разговаривает со мной. С одной стороны, все здесь как будто бы застряло в прошлом, меня завораживает эта ярко выраженная советская эстетика. При этом оно парадоксальным образом устремлено в будущее. Находясь здесь, я как будто путешествую на машине времени, подключаюсь к очень противоречивому порталу, и это невероятно интересный опыт.
ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ ЗНАЧИТ ПРОСТРАНСТВО МАСТЕРСКОЙ? НАСКОЛЬКО ОНО ВАЖНО ДЛЯ ТЕБЯ КАК ДЛЯ ХУДОЖНИЦЫ?
Очень важна. Мастерская — это пространство тишины, где можно отключиться от суеты повседневной жизни. В начале своего пути я долгое время работала дома, и это было тяжело, бытовая жизнь постоянно отвлекала от творческой. Чтобы начать работу, мне важно сконцентрироваться, войти в определенное состояние. В мастерской это намного проще сделать. Мне нравится, что путь до ВНДХ занимает почти час — дорога помогает переключиться из режима просто человека в режим художника.
Сейчас у меня две мастерские — постоянная и временная, в «Гараже». Оказавшись здесь, я почувствовала разницу между ними, и это стало неожиданным открытием. Моя мастерская со временем так заполнилась работами и вещами, что они постепенно превратились в отвлекающий фактор, и я очень отчетливо это осознала на контрасте с той пустотой, которую из себя представляло пространство «Гаража». В пустоте намного легче поймать ветер свежих идей. По ощущениям это напоминает отель, в котором ты лишен привычной обстановки, своих вещей, и внезапно оказываешься наедине с собой, острее ощущаешь контакт с жизнью.
Здесь схожие чувства: я въехала в это пустое чистое пространство с белыми стенами и вдруг вспомнила, что все возможно. Это как белая комната из «Матрицы». Не хочу опять забывать это состояние. Думаю, когда резиденция закончится, мою основную мастерскую ожидает грандиозное расхламление. Планирую избавиться от всего лишнего, чтобы вернуть себе пустоту.
ТЫ СКАЗАЛА, ЧТО ВОЗВРАЩАЕШЬСЯ К СВОИМ ТЕМАМ, НО РАНЬШЕ ОДНОЙ ИЗ КЛЮЧЕВЫХ ТЕМ В ТВОЕМ ИСКУССТВЕ БЫЛА КОММУНИКАЦИЯ. АКТУАЛЬНО ЛИ ЭТО СЕЙЧАС ДЛЯ ТВОИХ РАБОТ?
Да, получилось, что от себя не убежишь. Пытаясь сменить фокус и расширить свой диапазон в поиске чего-то нового, я все равно вращаюсь по привычной орбите, просто на каком-то новом витке. Мой диалог с пространством не прекращается. Я чувствительна к контексту, и мои работы неизбежно становятся частью этой коммуникации, вплетаются в ткань жизни, которую я проживаю.
Но при этом многое изменилось. Раньше я пыталась во всем разобраться, все проконтролировать, проговорить, понять. Мне было важно разъяснить самой себе и окружающим весь процесс, все те мысли и идеи, которые я вкладываю в работу. Сейчас же мне интереснее оставить место для магии и недосказанности, не пытаться понять все до конца. Это волшебным образом работает лучше. Я постепенно учусь отпускать контроль, больше доверять. Соприкосновение с тайной стало важнее поиска разгадок.
Как мне кажется, этот переход начался со времен ковида. Мир внезапно сломался, и это стало для меня полной неожиданностью. Раньше у меня была иллюзия, что все постижимо, что есть какие-то базовые гарантии, что увеличение объемов знания автоматически улучшает художественную практику. Это давало чувство безопасности. Но за последние пару лет мое восприятие изменилось. Теперь я вижу, насколько все неочевидно. Я пребываю в состоянии постоянного недоумения и какой-то поломки, но хаос парадоксальным образом стал для меня более комфортным, чем тот иллюзорный порядок, который я себе придумывала. Это чувство я и хочу зафиксировать в работах. Мои картины как будто распадаются на части, выбивают опору из-под ног, подвергают все сомнению. Мне нравится ловить хрупкий баланс между угадыванием чего-то знакомого и тотальным непониманием. Эффект недоумения обостряет чувства, приближает к хаосу, к правде жизни.
ТЫ ТАКЖЕ РАНЬШЕ ГОВОРИЛА, ЧТО ТВОЙ ОСНОВНОЙ МЕДИУМ — ЭТО ЖИВОПИСЬ. ПЛАНИРУЕШЬ ЛИ ТЫ ВСЕ ЖЕ ПРОБОВАТЬ В СВОЕЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРАКТИКЕ ЧТО-ТО ЕЩЕ ИЛИ ХОЧЕШЬ ОСТАТЬСЯ ХУДОЖНИЦЕЙ-ЖИВОПИСЦЕМ?
Думаю, я определилась на обозримое будущее: живопись увлекает меня больше всего. Еще я работаю с текстом, пишу для своего блога, а также часто использую цитаты из художественных произведений как элемент картины. Вообще тексты и все, что связано с языком, с классической коммуникацией, — значимая часть моей работы. Даже книги, которые я читаю, имеют большое значение — они запускают мыслительные процессы, порождают идеи, иносказательным (а иногда и буквальным) образом прорастают в изображение. Живопись, в отличие от текста, не имеет нарратива и сразу попадает в область чувств. Если текст пропускается через мозг, деконструируется и интерпретируется как код, то живопись бьет прямо в сердце. Именно в этом ее сила и магия. В каком-то смысле она непостижима, потому что к ее шифру нет ключа. Даже я как автор не всегда понимаю итоговое произведение. В процессе работы оно обрастает дополнительными смыслами, которые я изначально не закладывала. Картина как будто бы начинает жить своей собственной жизнью.
Мне интересны вещи, которые умеют хранить свои тайны. Поэтому я и остановилась на живописи, хотя раньше экспериментировала и с другими художественными формами. Она максимально созвучна моим внутренним настройкам. Я учусь отпускать контроль не только в работе, но и в жизни, и живописная техника часто выступает моим соавтором, сильно влияя на процесс и на результат. Я не всегда знаю, чем закончится работа. У меня есть маячки на пути, но материал часто вносит свои коррективы и делает результат неожиданным, мне это очень нравится. Кроме того, образный тип мышления и любовь к цвету делают живопись естественным для меня языком, говорить на котором мне максимально комфортно.
ПОДЕЛИСЬ ОДНИМ ФИЛЬМОМ, КНИГОЙ, ВЫСТАВКОЙ ИЛИ РАБОТОЙ ДРУГОГО ХУДОЖНИКА, КОТОРАЯ ТЕБЯ ОСОБЕННО ВДОХНОВИЛА НЕДАВНО.
Я сейчас проживаю ренессанс любви к творчеству Хаяо Миядзаки. Очень его люблю и в свое время пересмотрела все его фильмы вдоль и поперек. Но вот прошло несколько лет, я возвращаюсь к его работам, и вижу их как будто впервые. Так много новых смыслов, так много новых деталей, которые я не замечала раньше. Именно так и работает настоящее искусство. Оно всегда нас удивляет, будоражит, не дает расслабиться.
Началось все с его нового и очень долгожданного проекта «Мальчик и птица». Кстати, это был первый мультфильм Миядзаки, который я посмотрела на большом экране. Наверное, портал открылся именно тогда — я вдруг поняла, что все остальное тоже хочу пересмотреть именно в кинотеатре. Оказалось, что сейчас почти все его картины есть в прокате. В итоге одних только «Унесенных призраками» я за прошлый месяц посмотрела три раза подряд, ходила в кино, как на работу, никак не могла насмотреться. Обожаю его яркие цвета, сложные композиции, перенасыщенные образами кадры, уважение в миру мистического, те сложные смыслы, которые он вкладывает в каждую свою историю, оставляя их при этом легкими и во многом парадоксальными. А еще мне очень нравится, что его работы полны доброты несмотря на то, что их сложно назвать позитивными. Люблю их странность, неочевидность, невероятную глубину при кажущейся простоте. Для меня это просто безупречные произведения искусства, неиссякаемый источник вдохновения и удовольствия.
Александра Павловская
НАД ЧЕМ ТЫ РАБОТАЕШЬ В МАСТЕРСКИХ «ГАРАЖА»?
Я работаю над серией объектов, которую начала год назад: пытаюсь понять, завершается ли она или мне нужно продолжать ее развивать. Это серия объектов, связанных с памятью, — я условно называю их «зеркалами», хотя на самом деле это металлические пластины с выгравированным рисунком. Проект про воспоминания о пространствах, а память и прошлое часто заманивают на глубину. Наверное, поэтому я задерживаюсь на проектах на несколько лет, и это для меня важная часть работы. В заявке на резиденцию «Гаража» я указала, что хочу найти направление в художественной практике. Пока не уверена, что мне удалось нащупать этот вектор, так как в мастерской я всего полтора месяца: я нуждаюсь во времени, чтобы все обдумать и осознать.
Есть мысли, что новое направление может появиться, но пока это только информативный скетчбук и зарисовки. Разговоры с собой тоже важны, и наличие пространства для таких размышлений — это всегда трепетный момент, когда что-то новое только начинает формироваться. Пока не могу точно сказать, что это будет, но, надеюсь, вскоре все прояснится.
ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ ЗНАЧИТ ПРОСТРАНСТВО МАСТЕРСКОЙ? НАСКОЛЬКО ОНО ВАЖНО ДЛЯ ТЕБЯ КАК ДЛЯ ХУДОЖНИЦЫ?
Суперважна. Долгое время я работала в своей домашней мастерской. Однако как чувствительному к пространству человеку мне важно иметь специальное место для практики. Наличие мастерской и микроритуалов помогает в этом. В университете у нас была отличная практика; обязательно каждый день, проведенный в мастерской, нужно помещать что-то новое на стену: зарисовку, мысль, цитату, образец материала — что угодно. Так это становится частью пространства, и ты постоянно видишь перед глазами даже маленькие шаги работы. Конечно, важно прийти, открыть дверь, сесть, разложиться и постепенно начать что-то делать. Ты знаешь, для чего это место сделано, и занимаешься в нем своей частью работы. Без мастерской я себя уже не очень представляю.
МАСТЕРСКАЯ В «ГАРАЖЕ» — ЭТО ТВОЁ ПЕРВОЕ РАБОЧЕЕ ПРОСТРАНСТВО?
Второе. До «Гаража» я снимала мастерскую в Москве в течение полутора лет. Я делала проект, для которого нужно было иметь в постоянном доступе большое пространство. Как раз когда у меня заканчивалась аренда, я узнала, что получила резиденцию здесь, и переехала.
МНОГИЕ ПОДМЕЧАЮТ ОСОБЕННОСТЬ МЕСТА, ГДЕ РАСПОЛОЖЕНЫ МАСТЕРСКИЕ «ГАРАЖА». ГОВОРЯТ, ЧТО ВДНХ — ЭТО НЕОБЫЧНОЕ ПРОСТРАНСТВО, ОТРЕЗАННОЕ ОТ ШУМНОЙ МОСКВЫ, И ОНО ПО-ОСОБЕННОМУ НА НИХ ВЛИЯЕТ. А ДЛЯ ТЕБЯ?
Это действительно классный вопрос. Обязательно должен быть кто-то, кто расскажет про загс по соседству, потому что сезон свадеб и выпускных обеспечивает нам постоянное шоу и развлечение.
Я очень люблю ВДНХ. Это место связано с моим детством, я жила недалеко и часто проводила здесь время. Тут действительно есть какой-то странный портал, непонятно куда ведущий. Когда на ВДНХ запустили канатку, я подумала, что это как будто из фильма про Алису Селезнёву — несостоявшийся Советский Союз 2024 года. Невозможно не думать об этом. Каждый раз, когда иду от метро, мне кажется, что это пересечение несостоявшегося прошлого с настоящим, и это впечатляет.
ТВОЕ ИСКУССТВО ТЕСНО СВЯЗАНО С ПАМЯТЬЮ, И ЧАСТО В СВОИХ РАБОТАХ ТЫ ДЕЛАЕШЬ ОТСЫЛКИ К ДЕТСТВУ. ПОЧЕМУ ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ ОДИН ИЗ ГЛАВНЫХ ИСТОЧНИКОВ ВДОХНОВЕНИЯ?
Не могу сказать, что верю во «вдохновение», но в целом да, детство и память — действительно те краеугольные камни, на которых все строится. Мне кажется, есть две основные причины. У меня сложное отношение с памятью, и я замечаю, насколько сейчас популярен дискурс о прошлом. Много художников работают с памятью, различные направления обращаются к опыту прошлого — эту тенденцию невозможно не заметить. Меня здесь беспокоит ощущение, что все говорят о прошлом как о какой-то константе, как о чем-то понятном, безусловном и фундаментальном. Мы не знаем, что будет в будущем, но думаем, что точно знаем, что было в прошлом, и можем вернуться к этому и отрефлексировать. Но это не вполне так.
В своей практике я пытаюсь показать, что мы на самом деле ничего не понимаем о прошлом. Память избирательна, подвижна, она непостоянна: там все время что-то происходит, меняется и трансформируется. Для меня важно говорить о памяти не как о незыблемом, а как о чем-то, что непрерывно присутствует в нашей жизни и на чем строится общество, но к чему мы не можем обратиться напрямую. Эта пульсация, изменчивость и живость материи воспоминаний — важная для меня тема, поэтому я постоянно с ней работаю.
С КАКИМИ МАТЕРИАЛАМИ ТЕБЕ КАК ХУДОЖНИЦЕ, КОТОРАЯ СОЗДАЕТ СКУЛЬПТУРЫ И ОБЪЕКТЫ, ИНТЕРЕСНЕЕ РАБОТАТЬ?
Я люблю работать с металлом. Обожаю металл в любом проявлении: в объектах, в гравюрах — везде. Мне кажется, у меня с ним такие нежные отношения, потому что он прощает все мои ошибки. С металлом невозможно сделать что-то не так, ведь все можно исправить. Это сильно снижает уровень тревоги. Кроме того, металл как будто соотносится с моим самоощущением.
Немного интегрирую в практику биологические элементы, как, например, найденные природные материалы: ветки, корешки и разные артефакты. Но моя «биология» скорее неживая, у нее уже нет агентности живой материи, только ее след. Я не могу сорвать листик с дерева, могу только подобрать что-то уже упавшее. Такие элементы часто появляются в моих проектах.
В основном я использую металл, иногда цемент или гипс. Я люблю разные материалы, мне нравятся эксперименты и разговор с материалом.
ПОДЕЛИСЬ ОДНИМ ФИЛЬМОМ, КНИГОЙ, ВЫСТАВКОЙ ИЛИ РАБОТОЙ ДРУГОГО ХУДОЖНИКА, КОТОРАЯ ТЕБЯ ОСОБЕННО ВДОХНОВИЛА НЕДАВНО.
На выставке «Чего ты боишься?» на «Винзаводе» мне понравилось несколько работ — ради некоторых я даже вернулась на выставку. Проект Мики Плутицкой — сильный и пугающий, и еще инсталляция Дани Пирогова меня погрузила в очень глубокие чувства.
Что касается книг, то из последних впечатлений я открыла для себя тексты Анни Эрно на русском языке, которые раньше не попадались мне в переводе. Книгу «Возвращение в Ивто» посоветовал важный для меня человек, и это рекомендация так точно легла в настроение: крошечный текст принес важные переживания. Эрно пишет о своей памяти, подходя к личному опыту с очень точной оптикой. Тот случай, когда через взгляд автора на события читатель может ощутить сопричастность. В своих работах я часто думаю об этом же эффекте, когда личное становится точкой входа для разговора об общем. Наверное, поэтому книга стала для меня открытием минувшего лета.